— Гено! Генко-о! — донеслось от костра. Я подошел.
Дементьич сидел один, вид имея весьма благостный и таинственный.
— Сядь, посиди. Гришка в лес убежал, за травой — он ее в любой темноте чувствует. Подождем его, посидим, потолкуем. Хорошо в лесу ночью! Меня от его огромности всегда в сон клонит, а уснуть боюсь — унесет куда-нибудь, в неведомы края.
— В какие еще края?
— Да это так. Мы, когда ребятишками были, пойдем, бывало, в лес и каждый пень крестим. Только уж потом на него садимся. Потому считалось — не наше это, не людское, а лесное — свои, значит, владельцы имеются: то ли леший, то ли Баба Яга, то ли черт их знает. Сядешь без креста — унесут, и не опомнишься. Сказки, конечно… — Он завозился, повздыхал.
— Григорий-то ваш за травкой, говорите, пошел? — спросил я. — Как бы отравы не принес, потому что какую траву в такой темноте увидишь? И потом, чтобы травы знать, надо иметь фармацевтическое образование. Знахарство есть предрассудок. А кто же он такой, ваш Григорий, как не знахарь?
— Ты-то чего судишь? — забурчал вдруг Дементьич. — Ишь, моду взял — старых людей судить. От горшка два вершка, а туды же.
— Что — неправда, что ли?
— Конечно, неправда.
— Он что, так и живет один? — спросил я.
— Зачем один? Какая в лесу жизнь одному? Есть рядом две живых душонки: курица Марья Голендуха да петух Питирим. Голендуха-то баба спокойная, а Питирим от лесной жизни совсем умом рехнулся: днем спит напропалую, а ночью орет. Чтой-то сегодня не слыхать. Вон Гришка-то обратно ломится.
Правда, затрещали где-то сучья, и к костру вышел Мохов. Постоял, набычившись, сказал: «Та-ак…» — и снова нырнул в темноту. Вернулся с котелком, подвесил и, пока грелась вода, долго смешивал, присев на чурбачок, какие-то травки: иные растирал между ладонями, иные бросал в котел целиком. Наконец вода закипела, от нее пошел душный пар. Плясал огонь, мы сидели вокруг втроем и зачарованно смотрели на беснующуюся в котелке воду. Я тут вспомнил одну пьесу английского драматурга Вильяма Шекспира, которую читал, когда учился в техникуме и занимался самообразованием. Там три ведьмы в кипящем котле при раскатах грома варят какое-то зелье. Они при этом шепчут заклинания и называют компоненты адского напитка. По-моему, в него там входят спина змеи, бедро лягушки, драконий гребешок, волчий зуб, нос турка, тигровая требуха, — не помню точно, что еще. А потом они все поют вместе:
Взвейся ввысь, язык огня!
Закипай, варись, стряпня!
