Я переменил тон:
- Пожалуй, твое предположение стоит обыграть, когда начнется новое следствие. Из того, что я узнал от Мадера, можно кое-что и позабыть. Но понимаешь: найти для истинного виновника оправдательные доказательства, да еще такие, что выдержат любую проверку, трудно, необычайно трудно.
Он задумался. Теперь я уже не мог определить, в чем он сомневается: в моей вине или невиновности; действительно ему что-то известно или же он просто блефует. Будь он моим противником за шахматной доской, я бы с бо #769;льшим волнением ожидал, какой он сделает ход; но в данной ситуации у меня было преимущество перед шахматной: не мне сейчас «ходить» в борьбе за свое существование, где нельзя пропустить ни одного хода.
Прошло немало времени, пока отец привел в какой-то порядок свои мысли.
- Я только высказал предположение, - нерешительно пробормотал он. - Болтали тут, будто у Мадера что-то было с Соней Яшке, встречали их частенько вместе. А Вернера Яшке ты сам знаешь, каков он. Ревнивый мужик. И зол, как бык, из-под которого увели корову.
- Но ведь она же с Гербертом Циглером…
- Такая здоровая баба, скажу я тебе… и больше выдержит.
Беседа окончилась. Ускользнув от прямого ответа, отец встал и с любопытством поглядел на меня.
- Может, тебе это сгодится: Фридрих Гимпель видел тогда, как Вернер Яшке воротился проселком. Это я нынче утром от него слыхал. Вот… Мать ждет там с кофе. Будет охота, поговорим при случае насчет дележа и прочего. Рано или поздно ты все равно переберешься к Мадеровой дочке.
- Откуда ты знаешь…
- Ниоткуда, -перебил он меня раздраженно, - однако ночевал ты не в сарае, да и не на улице.
Завтракали молча. Отец по обыкновению громко прихлебывал горячий кофе. Мать даже двинула его локтем.
После состоявшейся беседы я был готов снова называть его отцом. Ко мне он всегда относился как-то по-особенному. Фриц был у него на первом месте. Но я не упрекал отца. Когда-нибудь и у меня будут дети и, возможно, кого-либо из них я стану любить больше остальных. Только вот в отце сидел еще неистребимый дух стяжательства, и он упрямо следовал традиции, по которой главным наследником становился старший сын, а все младшие должны были ему подчиняться. То, что традиция эта никак не вязалась с новым общественным строем, отец не хотел понимать. А переделать его уже невозможно. Брат верно сказал: мы договоримся сами, без отца.
Пока я неторопливо, предаваясь размышлениям, опустошал первую чашку, отец покончил с завтраком и поднялся. Он сказал, что у него срочное дело к кузнецу; Фриц тоже пойдет с ним.
