За пять минут до этого Коля позвонил Холодянину и попросил аудиенции у Стилкина. Помощник ответил сквозь зубы, что губернатор занят. И еще очень-очень долго будет занят. Побелев от бешенства, Коля перезвонил, но женский голос любезно известил, что теперь занят Холодянин. Тогда Шимкевич вызвал Холодянина по мобильному и спросил почти напрямую, получил ли тот валюту. Он назвал ее "зеленью". Нет, помощник и слыхом не слыхивал ни о какой зелени. Просьба на будущее – не беспокоить.
Богиня Диана первой приняла на себя Колин удар.
Вечерние городские "Ведомости" опубликовали фотографию Виталика Сурина, в ностальгической позе припавшего к рулю. Сообщение кончалось такими словами: "Пока власть заботится только о власти, рядовые граждане продолжают гибнуть". Массажистка Антонида, прочитав траурную новость и немного потужив, подумала, что Виталику сейчас было бы приятно. Он ей признавался, расслабившись, что мечтает быть напечатанным в газете.
Уже после истерики до Шимкевича наконец дошло: Сурин деньги не отвез. Но и рядом с трупом их не обнаружили. Коля самолично побеспокоил дружественные следственные органы вопросом: "Что было в машине?" Ему добросовестно перечислили: банные шлепанцы, пятьсот долларов, порнографический журнал, средство от насморка. И вот тут настал смертный час для начинающего уборщика Жени. Его вывезли в наручниках, по уши заклеенного скотчем за Широкореченское кладбище, где подвергли собеседованию в тяжелой форме. Коля пожелал руководить процессом и задавать наводящие вопросы. Женя плакал, как маленькая девочка, отрекаясь абсолютно от всего, а затем абсолютно со всем соглашаясь. В конце процедуры Шимкевич почти поверил, что Женя сумку не брал (Сурин мог ее просто спрятать), но к тому часу подозреваемый уже не имел ни одного целого сустава и не походил на живое существо. Поэтому проще было его закопать.
…Холодянин предполагал, и не без оснований, что его разговоры прослушиваются. Обтекаемый и невидимый, как субмарина, он умел информировать, ничего не сообщая, но в данном случае вполне отчетливо заявил, что обещанные деньги от Коли не поступили и продолжение контактов нежелательно. Шимкевич, со своим стойким депутатским иммунитетом, в этом смысле был менее щепетилен. Если в телефонных разговорах он еще хоть как-то держал себя за язык, то на даче и дома спускал свое красноречие с цепи, давая стефановскому ведомству калорийную пищу для размышлений.
Шимкевич дошел до белого каления. Он вопил нечеловеческим голосом:
