Кроме, повторяем, штукатурши Поли. Он познакомился с нею прошлой осенью, придя в контору получать отпускные деньги. Кассирша еще не приехала из банка, и он стать ждать, присоединившись к двум женщинам, которые тоже пришли за деньгами. В этом долгом ожидании они и познакомились и даже успели немножко выпить до того времени, как открылась касса. Заодно Поля оформила кредитную справку, пригласила Скрипова пойти покупать ей пальто. Он охотно пошел, совершенно не имея со своей стороны никаких намерений по отношению к штукатурше. Однако Поля ему понравилась сразу, это он не мог скрыть. Купили пальто и направились к Поле домой, обмывать его. Она занимала комнатку в двухэтажном деревянном бараке с длинными коридорами. Выпили, подруга ушла домой, а Скрипов остался с Полей. Все было просто, хорошо, она заласкала, зацеловала его, и Геня, не привыкший к такому обхождению со стороны женщин, совсем размяк. Поля тоже числилась в отпуске, и они четверо суток провели в вязком любовном тумане, мотая скриповские денежки. Остатки их ухнули в последний вечер, когда Геня повел свою подругу в ресторан. А назавтра она с утра стала собираться, говоря, что в конце отпуска ей надо еще успеть навестить своих стариков в деревне и живущую там с ними дочку. «Поедем, если хочешь?» — предложила она. «Хомутает!» — с запоздалой паникой подумал бывший рецидивист и угрюмо сказал: «Не. Домой пойду. Баба с ребятами потеряли, наверно». — «Ба-аба! — презрительно и жестко усмехнулась Поля. — Ты смотри — бабу с детьми он вдруг вспомнил… Убирайся!»
Геня ушел, выдержал дома вой, яростный крик жены, плач испуганных, ничего не понимающих детишек. Раиса успела уже избегать все морги, милицейские отделы, вытрезвители, и не по разу… А он — вот он, явился не запылился, и хоть бы хны, как ни в чем не бывало! Когда же выяснилось еще, что денег, оставшихся при муже, — всего рубль с мелочью, она пронзительно завизжала, как будто ее резали, и грохнулась на пол без памяти. Геня даже удивился: на Раису это совсем не было похоже, нервы свои она всегда держала в кулаке. Брызнул ей в лицо водой, дал понюхать нашатыря, привел в чувство. И снова пошла их угрюмая совместная жизнь.
Раиса была дикой, отчаявшейся уже девкой-перестаркой, когда встретила Геню Скрипова. Он в то время освободился в последний раз и твердо решил навсегда завязать, чтобы не коротать больше время в проклятой Зоне. Мать, пока он сидел, умерла, право на ее жилплощадь Геня давно утратил и поселился жить в строительном общежитии. И вот однажды сожитель по комнате позвал его в женское заводское общежитие, на день рождения к своей подружке. Там-то Скрипов и подметил невзрачную, угловатую Раису и пристроился к ней кавалером, надеясь на легкую добычу. Склонить ее к греху действительно не стоило особого труда, но, когда это произошло, Геня был потрясен: избранница его оказалась девушкой! Его, выросшего и возмужавшего среди нечистых разговоров, помыслов, дел, такой факт настолько удивил, что на другой вечер он явился к ней снова, а вскоре и женился. Они получили отдельную комнату в Генином общежитии, и Раиса, как-то скоренько, среди ругани, суеты, житейского мельтешения, произвела на свет двоих дочерей, одну за другой. Это, однако, не смягчило ее характер. Вся желчь, раздражение на мир, накопленное ею в долгом девичестве, выливались, выплескивались теперь на мужа и детей. Даже улучшение жилищных условий — им дали две комнаты в большой квартире — не изменило ее характера. Но Геню, как ни странно, это не особенно раздражало. Он жалел Райку, хоть ему и было неуютно с ней. Главным же он считал — свое жилье, своя семья, свои дети. Все, как у людей. Насчет дочек… Появление на свет каждой он встречал с гордостью, с законным отцовским удовлетворением. Однако была ли тут любовь — затруднительно сказать. Ему нравилось гулять с ними на людях, поговорить о разных их смешных словах и поступках, короче, более надо было выставить на свет сам факт своего отцовства, чем проявить какое-то действительное движение души, вызванное любовью. Когда-то, в колонии, он решил про себя, что вряд ли станет в своей жизни вообще чьим-то отцом. А когда стал, то упивался этим, хвастался, сделал главным для утверждения в роли человека. Вообще же Геню Скрипова никак нельзя было назвать плохим отцом, он водил детей в садик, забирал оттуда, одевал — как положено. Играл с ними, усыпляя, пел им блатные песни. О недостатке внимания, следовательно, говорить не приходилось. Когда заболела старшая дочка, Геня сам сидел на больничном, потом на справке, плакал, затем, отпрашиваясь с работы, водил ее каждый день на уколы в больницу. И душа у него болела сильно, по-настоящему. Но разве сравнить эту боль с болью, с какой Скрипов ждал возвращения Поли из отпуска, с какой подходил к ее бараку как-то вечером! Он даже покаялся однажды, что не уехал с нею в деревню. Правда, тут же спохватился: а как же ребята? Их ведь тоже оставить нельзя. Может быть, это была обыкновенная тоска по ласке, которой никогда не одаривала его Раиса?
