Потом делали уроки. С математикой он уже справлялся почти без меня, но русский язык и тот начальный минимум литературы, что задавали ему в классе, не лез ни в какие ворота. Он честно признавался мне, что ему лень слушать на уроке, а читать не хочется. Тогда я сама по-прежнему читала вслух то, что задано, и задавала вопросы. Такие, надеюсь, которых не задавали в школе. Никаких «образов» и «тем», «идей», но зная, что спрашивать будут именно образы и идею, объясняла заодно, что это такое. Умные слова пугали Кирюшу.
Здесь я его очень хорошо понимала, потому что тоже не любила умных слов. А больше всего тех, которые стали, что называется, модными. В словаре иностранных слов прочитаешь перевод такого слова и начинаешь задумываться, а может, мы действительно страна дураков, которая хапает все неприличное, недостойное и грязное?
Потом, после школьного чтения, я читала ему что-нибудь такое эдакое. Ну например, Конан Доила.
Читала и останавливалась посреди рассказа. Мол, устала. Что оставалось бедному ребенку? Оставалось читать самому. Иногда он не успевал дочитать чуть-чуть, я не отбирала книгу, позволяла дочитать. Потом гладила по голове, выдерживала пылкие объятия и тушила лампу.
– Вы тоже любите этот фильм? Яночка сказала, что вы обожаете этот фильм! – встретил меня на кухне радостным (как у Кирюшки) воплем Виктор.
– Не знаю, – осторожно ответила я. – Раньше мы любили фильмы и за то, что они долго пролежали на полке, и режиссер левее левого, в речах исходит. Это напоминает мне современную «раскрутку». Комму няки не знали, что делают, когда за бесплатно проворачивали и раскручивали такие фильмы. В итоге ведь все почти вышли…
– Вы какая-то... холодная, – сказал неожиданно Виктор. – А я-то уже кассету нашел. Яночка попросила, и я нашел.
– Спасибо огромное. Мне очень нужно посмотреть этот фильм.
…И вот началось. Ни минуты тишины. От обработанной Роем Кониффом самой лучшей классики до полной бредятины. Под музыку идет мажорное, но с осколком внутри, житие города.
А вот и выход героини…
Господи, где они нашли такой длинный забор, вдоль которого она идет, идет, идет. А нашли они его в «Красной пустыне» Антониони. И героиню, покрашенную под Монику Витти, они нашли там же. Бешеный рысий взгляд на зрителя из-под выкрашенной челки, те же отрывистые движения.
Сюжета, как такового, можно сказать, что и нет.
Живут, жрут шашлыки… Но зато героиня… Не женщина, а прокурор. Ее реплики значительны и отрывисты, но почему она такая агрессивная – непонятно. И почему в нее все влюблены. Ах да, это неважно, каков король, но если за ним приладить свиту…
