Я подошла к ней, обняла ее и сказала:
– Спрашивай. Может, вдвоем мы что-нибудь поймем.
На большом столе, кроме письма, прочитанного Яной, лежали фотографии. Сфотографировано было все: «Час» – прежде всего, а затем портреты почти всех участников событий. Разумеется, кроме Асеньки.
– Это сама Сорокина? – с детским благоговением спрашивала Яна, разглядывая портрет Али.
– Ну а что тут такого?
– Я обожаю ее. В отрочестве я хотела все про нее знать, подражала ее прическе, манере говорить… Ну а потом…
– Что – потом?
– Потом отрочество кончилось, – обрезала Яна.
Помолчали.
– Но почему у нее такое траченое лицо?
– Что ты имеешь в виду?
– Она несчастлива. Вот этот козел – ее муж?
– Он вообще-то не козел. Он подобрал ее на Мытнинской, в «Запорожце». Она не знала, как выехать на Суворовский. Сидела и рыдала, представляешь?
– Но это же рядом!
– В том-то и дело. У нее умер А. М. Он был всем: мужем, отцом, заступником, учителем и ценителем. Он заставил ее уйти из театра, где ей не давали ролей, потому что она, видите ли, бросила в психушке мужа, отца Варьки. Они не хотели ничего знать о том, что в безумии он пытается ее убить хоть табуреткой или задушить чулком. Да и вышла она за этого чертова Шевченко по принуждению.
– Как... по принуждению?
– Ну он стал ее домогаться. Преследовал. Топиться бегал через двор и прочее.
– Она дала ему повод?
– С какой стати, если она до потери пульса любила Никиту? Они и в театральном училище учились вместе.
– Она такая роковая женщина?
– Она хорошая актриса, а потому ей не надо было играть в жизни, особенно в «роковую женщину». Для этого в ней слишком много чувства юмора и мало самодовольства. Потому-то А. М, и нашел, что она может читать не только чужое, но и свое. Она была ужасно модной, ее приглашали в такие места, что и сказать страшно. Всякие правительственные сабантуи и прочее… Даже гэбисты жаловались ей на свою ужасную жизнь.
– Но это было потом. А вы начали с того, как ее насильно женили?
– Ты знаешь, что такое Театральный институт?
– Нет.
– Ну, предположим, кто-то слишком выделяется талантом. Это многих раздражает. И еще Мастер у них был... неадекватный.
– «Голубой», что ли?
– Так говорили, но мы свечу не держали. Но он делал одну вещь… Заставлял всех вести как бы творческие дневники. А потом читал это. В ты можешь себе представить, что могут написать юнцы с амбициями? Какое там творчество! Сплошной псевдеж, а главное – сплетни. И вот когда Шевченко влюбился в Алю, кто-то неизвестный бросил клич: или она выходит за сироту-страдальца замуж, или они отказываются с ней работать. Она недостойна учиться на их курсе. Провели голосование, и только трое были против этого бреда.
