– Да при чем тут твои деньги? У нас денег во – целые карманы! – Я вывернул карманы и из них действительно посыпались деньги, заранее скомканные и кое-как напиханные.
Никита начал их поднимать и чуть не клюнул носом. Молодец, не забыл старой науки.
– Но где мы сейчас купим?
– А мы тут как-то видели «Выпей и закуси».
Зайдем, выпьем и закусим!
– Я не пойду в этот грязный кабак!
– Ну по рюмочке, Ирка!
Мы уже влекли ее к Аниной лавочке, и она, видимо, предпочла сейчас с нами не спорить.
– Мне противно идти туда!
– Ну я просто куплю бутылку! – Я ринулся в подвальчик, а Никита за мной, будто спьяну таща туда же и Ирину. Они остановились в дверях, а я прошел к стойке.
– Ты меня не знаешь, – шепнул я Ане сквозь зубы и завопил:
– Хозяюшка! Нам бы с собой! Только не самиздат, а что-нибудь приличное. Мы с дамой!
Аня глянула на Ирину, и та почему-то попятилась назад, на улицу, Никита повлекся за ней.
– Откуда ты знаешь эту мразь?
– Так уж получилось. А откуда ты знаешь, что она мразь?
– Знаешь, Леша, я жалею бомжей, ханыг, падших женщин... сам знаешь, как случается в этой проклятой жизни. Но она! Она! Пьяная лезет целоваться, трезвая не здоровается. Не отдает долгов, корчит из себя королеву, будто я ей должна, а не она мне, а главное, по-моему, она в своей жизни не сказала ни одного слова правды. Потом пару раз мне намекали... без доказательств, что она уходила с пьяными в дым мужиками и они очухивались без копейки… Тебе достаточно?
– Если бы это было все, то я сказал бы, что она святая. Ладно, давай яду, бери деньги и пока.
До лучших времен.
– Осторожнее с ней, – сказала на прощание Аня очень серьезно.
Сумка была уже в руках у Никиты. Он пьяно бубнил, что не позволит даме таскать тяжести. Ирина сообразила, что ей лучше уступить и подыгрывать напившимся дружкам. Она вообще как-то успокоилась. Уж не потому ли, что всерьез привыкла к тому, что ей все сходит с рук? Опасная привычка.
Мы долго и шумно поднимались по лестнице, кажется, даже пели. Наконец вошли в квартиру.
Странно, что я никогда не удивлялся виду ее квартиры. Нет, если не считать пьянок, то грязнулей она не была. Уж если по пьянке размазывала торт по стене, то с похмелья переклеивала обои. Пол тоже был чистым. Вещей мало, но теперь они снова выглядели богато (остались от бабушки-купчихи). Вещи были старинные и мрачные, но она как будто не замечала этого и ничего не сделала для того, чтоб хоть чуть-чуть оживить этот мрак. Ни одного яркого, радующего глаз пятна: ни тюля, ни ярких штор, ни абажура. Все какое-то потрюханное, вышедшее из моды. В общем, в гостиной у нее царила, я бы сказал, наплевательская чистота.
