— так характеризовал Питирим Сорокин, уже будучи состоявшимся мыслителем, атмосферу человеческого бытия, в которой зародилась и дала первые ростки его жизнь.
Но в полной мере насладиться гармонией человеческих отношений Питириму не было суждено. Виной тому стала скоропостижная смерть матери в 1894 году, которая так и не оправилась после рождения третьего сына — Прокопия. Как утверждает сам Питирим Сорокин, «со смерти матери начинаются мои осознанные воспоминания. Сама эта картина все еще жива в моей памяти и обособленна от всех последующих событий. Я не помню, что происходило непосредственно после этого трагического пролога к драме моей жизни, но дальнейшие годы запечатлелись достаточно четко».
А непосредственно после смерти Пелагеи Васильевны произошло следующее: маленького Прокопия забрала к себе тетка Анисья (старшая сестра Пелагеи), которая жила с мужем Василием Ивановичем Римских в маленькой деревушке Римья, на берегу реки Вычегды. Питирим и Василий же остались с отцом.
Александр Прокопьевич продолжал вести кочевой образ жизни и теперь постоянно брал сыновей с собой на работу, приучая их к своему ремеслу. Все вместе они занимались осветлением канделябров и крестов, иконописью, росписью стен и потолков, внешней окраской церквей. Здесь впервые стали проявляться разнообразные таланты маленького Питирима.
Необычайно впечатлительный и восприимчивый, от природы наделенный художественным воображением, он стал жадно впитывать ту своеобразную атмосферу, которая присуща русским православным храмам, где, по утверждению академика Д. С. Лихачева, все говорит о чем-то ином, тайном, скрывающимся за многочисленной церковной утварью.
Вот это «тайное», «иное» и увлекало маленького зырянина.
И в дальнейшем, возмужав и получив колоссальное образование, Сорокин неизменно будет стремиться разгадать в пестром потоке больших и малых событий их глубинный, внешне не явный смысл.
Но это будет потом, а пока юный Питирим бродил со своим неутешным родителем и старшим братом Василием по деревням и селам Коми края. Помогал отцу в его ремесле, играл и дрался с деревенскими мальчишками. Так прошло почти 7 лет. За это время неизбывная тоска по умершей суп руге окончательно подорвала душевное здоровье Александра Прокофьевича. А чем на Руси врачуют сердечные раны?
Из счастливого главы семейства, удачливого первоклассного мастерового Александр превратился в горького пьяницу.
«Ее смерть подкосила меня, как тростинку», — плакался он своим сыновьям, которые пытались уговорить его бросить пить. Постепенно просветы между запоями все сокращались и сокращались. Дело дошло до белой горячки.
