Проект союза был похоронен в тот день, когда в Петербурге стало известно содержание этой депеши. Переговоры по этому вопросу, которые как будто намеревались продолжать, проекты и контрпроекты, принимаемые Кампредоном как бы за серьезные, не обманывали никого во Франции. Так что 8 ноября 1725 г. посланнику было предписано прекратить переговоры, а когда он не послушался, то в декабре ему объявили прямо, что ему нечего делать при царском дворе. Русские дипломаты старались замаскировать свое поражение и уже начатые переговоры с венским двором. Кампредон знал о последних: Ягужинский открыто говорил о них за столом у австрийского императорского министра, обещая «скоро задать страху Англии и ее друзьям». В январе 1726 г. сам французский посол передавал тревожные слухи, носившиеся по этому поводу: царица и ее Совет решили напасть на Данию, лишь только море очистится ото льда. В Версале не колебались о том, как следует принять эту угрозу. Кампредону было тотчас же поручено отвечать на нее «самыми вескими представлениями», сопровождаемыми уверенностью, что король не преминет принять участие в вызванных таким образом враждебных действиях. О союзе уже не было и речи! Вызванная на борьбу Франция взялась за оружие. Кампредон просил аудиенции у императрицы, но не получил ее и просил прислать ему предписание о выезде, не откланявшись государыне. Пахло войной.[48]
К счастью, до того не дошло. В мае 1726 г. сильный английский флот из 23 судов и датская эскадра, соединенные под командой адмирала Уоджера, появился перед Ревелем. Предмет этой демонстрации, не принесшей пользы союзникам, остался загадкой. Россия очень благоразумно удержала свои корабли под защитой естественных прикрытий негостеприимного берега и отвечала на вызов двумя миролюбивыми манифестами (июнь и август 1726) Дававшими англичанам право свободной торговли у себя. Когда, в сентябре Англия и Дания решились сняться с якоря и направились к западу, не выпустив ни одного пушечного заряда. Россия могла посмеяться над ними и имела все выгоды победы.
Ее согласие, данное 6 августа 1726 г. на участие в Венском трактате, казалось сначала менее благоразумным и еще до сих пор вызывает ожесточенную критику. Зачем это понадобилось России? Какой интерес был для нее обещать тридцать тысяч человек на службу императору? И обещать ему столько же против Турции. Нового столкновения с Турцией возможно было предвидеть только в весьма отдаленном будущем, между тем как германские поля битвы могли ежедневно потребовать новых вспомогательных русских сил. В этом отношении считали, что интересы герцога Голштинского и Меншикова заняли место выгод, которым могла бы извлечь Россия из этого трактата. Действительно, император одновременно присоединился к русско-шведскому договору 1724 г., обещавшему герцогу Голштинскому возвращение его наследия, и к самому австро-русскому соглашению была прибавлена секретная статья в том же смысле. С другой стороны и Меншиков имел определенные причины относиться доброжелательно к Австрии. Однако все это были второстепенные и призрачные комбинации, и Швеции пришлось скоро отделиться от русского союза, и ее присоединение к ганноверской лиге в марте 1727 года было делом самого Меншикова. Получив 5000 червонных английских денег, временщик не поколебался сообщить шведам, что в Верховном Совете существует большое разногласие по вопросу об интересах герцога Голштинского, что Екатерина очень больна, а он сам, Меншиков, очень расположен предоставить Швеции полную свободу примкнуть к какой ей угодно партии.
