– Зачем?
– Так принято.
– Окно можно завесить пиджаком. А лампу я кепкой накрою. Получится ночник.
– Тут не гигиенично.
– Как будто ты из Андалузии приехала!
– Не смотри.
– Много я хорошего вижу?
– У меня колготки рваные.
– С глаз их долой!..
– Ну вот, – обиделась Таня, – я же приехала для серьезного разговора.
– Да забудь ты, – говорю, – об этом хоть на полчаса…
В сенях раздались шаги. Вернулся Миша. Бормоча, улегся на кровать.
Я боялся, что он начнет материться. Мои опасения подтвердились.
– Может, радио включить? – сказала Таня.
– Радио нет. Есть электрическое точило…
Миша долго не затихал. В его матерщине звучала философская нота. Например, я расслышал:
«Эх, плывут муды да на глыбкой воды…»
Наконец, все стихло. Мы снова были вместе. Таня вдруг расшумелась. Я говорю:
– Ты ужасно кричишь. Как бы Мишу не разбудить.
– Что же я могу поделать?
– Думай о чем-нибудь постороннем. Я всегда думаю о разных неприятностях. О долгах, о болезнях, о том, что меня не печатают.
– А я думаю о тебе. Ты – моя самая большая неприятность.
– Хочешь деревенского сала?
– Нет. Знаешь, чего я хочу?
– Догадываюсь…
Таня снова плакала. Говорила такое, что я все думал – не разбудить бы хозяина. То-то он удивится…
А потом запахло гарью. Моя импортная кепка густо дымилась. Я выключил лампу, но было уже светло. Клеенка на столе блестела.
– В девять тридцать, – сказала моя жена, – идет первый автобус. А следующий – в четыре. Я должна еще Машу забрать…
– Я тебя бесплатно отправлю. В десять уезжает трехдневка «Северная Пальмира».
– Думаешь, это удобно?
– Вполне. У них громадный «Люкс-Икарус». Всегда найдется свободное место.
– Может, надо водителя отблагодарить?
– Это мое дело. У нас свои расчеты… Ладно, я пошел за молоком.
– Штаны надень.
– Это мысль…
Надежда Федоровна уже хлопотала в огороде. Над картофельной ботвой возвышался ее широкий зад. Она спросила:
– Это что же, барышня твоя?
– Жена, – говорю.
– Не похоже. Уж больно симпатичная.
Женщина насмешливо оглядела меня:
– Хорошо мужикам. Чем страшнее, тем у него жена красивше.
– Что же во мне такого страшного?
– На Сталина похож…
Сталина в деревне не любили. Это я давно заметил. Видно, хорошо помнили коллективизацию и другие сталинские фокусы. Вот бы поучиться у безграмотных крестьян нашей творческой интеллигенции. Говорят, в ленинградском Дворце искусств аплодировали, когда Сталин появился на экране.
Я-то всегда его ненавидел. Задолго до реформ Хрущева. Задолго до того, как научился читать. В этом – мамина политическая заслуга. Мать, армянка из Тбилиси, неизменно критиковала Сталина. Правда, в довольно своеобразной форме. Она убежденно твердила:
