Кстати, где-то здесь, не то в Удмуртии, не то в Мордовии, у них и лагерь есть для иностранных заключенных, он сам читал об этом в газетах…
Да, здорово они обвели его вокруг пальца. Шесть лет они позволяли ему «гулять по буфету», кайфовать с русскими девочками, а сами, конечно, собирали этот «альбомчик» и готовили ему ловушку в Затайке.
Зигфрид лежал, одеревенев от сознания непоправимой беды. Даже если он сбежит сейчас с этой дачи в Москву, они его и там накроют, он не успеет доехать из московского аэропорта до ворот американского посольства. Сволочи! Все сволочи! Даже Танька – гэбэшная сволочь! Ее и Дынькова грипп – вранье… Нужно что-то делать! Сейчас! Немедленно! Но что? Сходить в баню и проверить, есть ли там скрытые фотокамеры?…
Дверь приоткрылась, и в комнату без стука скользнула фигурка одной из «официанточек». Она была в прозрачной нижней сорочке, в руках – бутылка шампанского и два бокала. Поставив их возле кровати на тумбочку, она, хотя Зигфрид лежал с закрытыми глазами, притворяясь спящим, без спроса юркнула к нему в постель, прижалась к Зигфриду горячим телом и жадно поцеловала в губы, Но теперь даже юная, налитая соком плоть этой удмурточки вызвала у Зигфрида только отвращение. Наверняка ее прислал Ханов, чтобы и ночью не оставлять его одного. Зигфрид отодвинулся, пробормотал:
– Не надо… Я хочу спать…
Девушка удивленно замерла в постели:
– Мне уйти?
– Да. Я устал…
Она вздохнула:
– Жалко! Я тебя на всю ночь выиграла…
– Как это – выиграла? – удивился Зигфрид.
– Ну! – сказала она, откинувшись на подушку. – Сюда же одни старики из Москвы прилетают – министры. С ними тоска одна. А нас тут, как в гареме, взаперти держат. Чтобы на любого старика бросались, даже если у него не стоит. А тут вдруг такой молодой мужик, да еще американец, а спирт глушит лучше русского! Вот мы с девочками тебя и разыграли все три ночи. Но может, я тебе не нравлюсь? Может, тебе другую прислать?
– Нет, просто я устал очень. Давай на завтра отложим.
– Завтра уже не моя очередь, – сказала она, вставая с постели. – А может, ты эту хочешь – русскую? Так она все равно с Хановым занята.
– Нет, я буду спать.
– А хочешь, я под утро приду?
– Спасибо, не нужно…
Она поглядела на него жалеюще – сокрушенными глазами, даже головой покачала. Глубоко и печально вздохнула и ушла, разочарованная. На прощание презрительно щелкнула выключателем, гася в его комнате свет…
Зигфрид лежал, прислушиваясь к шумам в доме. Минут через двадцать все стихло внизу, в комнате «официанток», и на втором этаже, в комнате Ханова. Но Зигфрид пролежал еще не меньше часа, чтобы быть уверенным, что все уснули У него созревал план побега. Он встал, оделся и тихо, боясь скрипнуть каждой ступенькой, спустился по лестнице вниз. Если его застанут здесь – не страшно, он скажет, что ищет, чего бы выпить…
