Побуждаемый беспокойством, похожим на то чувственное волнение, которое влечет нас к вожделенной цели, Казанова внезапно вышел из комнаты, спустился по длинной лестнице, в мгновение ока пересек террасу, выходившую в парк, и быстро пошел вдоль большого водоема. Он все ускорял шаги, и вскоре уже бежал, издавая странные крики, которые могли выражать одновременно и страх, и разочарование, и счастье. Ветер подхватывал его как соломинку, а хлещущий дождь образовал вокруг плотный занавес, который мигом поглотил Джакомо, превратив его в призрак, сотканный из серого тумана.
Сильные порывы ветра следовали один за другим, и вода из канала выплеснулась в аллеи пенистыми волнами. Раскаты грома вперемешку со вспышками молний окружали Казанову со всех сторон. Дождь лил с такой силой, что через четверть часа все вокруг было затоплено водой. Но старик продолжал упрямо идти вперед, бредя в воде, которая была ему уже выше щиколотки. Он подставлял лицо и грудь небу, которое обрушивалось на землю расплавленным свинцом, и кричал:
– Боже! Боже милостивый! Забери меня к себе, ибо я верю в Тебя и в милосердную смерть, которую Ты уготовил для Твоих творений!
Будто для того, чтобы Джакомо испил до дна чашу своего горя и стыда, именно Шреттеру было суждено обнаружить его час спустя, всхлипывающего под деревом, в которое попала молния. Оно обрушилось на злополучного шевалье всей кроной, заключив в свои крепкие объятия, но, к счастью, не поранив. Без сомнения, Бог услышал и посмеялся над тем, кто слишком поздно к Нему воззвал.
На следующее утро, после двенадцатичасового сна, Казанова проснулся посвежевший, с ясной головой, блеском в глазах и сведенным голодом желудком, поскольку он ничего не ел со вчерашнего дня.
В окна барабанил дождь. Гроза удалилась, но полчища ворчащих туч все еще озлобленно толкались своими тяжелыми твердокаменными панцирями. Джакомо поднялся, чтобы посмотреть в окно, и с ужасом увидел, что несколько деревьев упали в водоем.
Потом он вспомнил, как избежал смерти, которую призывал, желая себе участи Фаэтона.[28] Казанова был всего лишь смертным, и Юпитер не стал затруднять себя, поражая его молнией. Вечный самозванец больше не был способен на настоящее преступление и не заслуживал иного наказания, кроме безмерного чувства стыда. Он больше не заслуживал милостей смерти, поскольку не сумел воспользоваться сокровищами Полины.
Неспособный умереть, как, впрочем, и любить, Джакомо принял мудрое решение – как удовлетворить тот единственный аппетит, который, судя по всему, пока еще был ему присущ.
