Так, отрешенно, встретил Казанова прозрачную и холодную утреннюю зарю. Легкий озноб заставил его очнуться. Он уже собирался подняться, когда внезапно, в нескольких шагах от него, заволновались заросли, словно какой-то проворный зверек пытался поспешно скрыться. Джакомо затаил дыхание. Кусты были теперь вновь неподвижны, а еще не отступившая темнота мешала что-либо разглядеть. Тем не менее было очевидно, что в них прятался какой-то зверь, поджидавший удобного момента для того, чтобы убежать или, возможно, броситься на неосторожного пришельца. Это могла быть и какая-нибудь безобидная куропатка, и один из медведей, которых немало водилось в соседнем лесу.
Казанова ужинал в простой куртке, поэтому на сей раз у него не было при себе шпаги. Немного подумав, он крадучись удалился с поляны, найдя убежище за толстым деревом. Ветра по-прежнему не было, и затаившееся животное не должно было заметить или унюхать его.
Оставалось только ждать. Казанова ничуть не походил на Нимрода,[18] и он совсем не был знаком с лесными обитателями, разве что в виде дичи на своей тарелке.
Заросли вновь заволновались, подрагивая на этот раз гораздо медленнее и как-то ритмично. Казанова по-прежнему держался настороже за скрывавшим его стволом. Продолжая наблюдать за кустарником, он старался сохранять полную неподвижность. Примерно через минуту листва вдруг раздвинулась, позволяя отчетливо рассмотреть находящееся там животное, совершенно безопасное и очень знакомое Джакомо.
Испуг мгновенно исчез, и ему на смену пришло веселье, поскольку существо в кустах на самом деле оказалось сродни животному, и оно ничуть не было смущено занятием, которому предавалось. Напротив, развернув весьма активную деятельность, оно совершенно не собиралось ее прерывать. Пора наконец сказать, что это была Туанетта. Это точно была она! Наклонившись вперед, с задранными до плеч юбками, красотка предоставила свои прелестные и совершенно беззащитные тылы мощному авангарду негодника Шреттера, который, захватив крепость, с упоением предавался узаконенному грабежу.
Хорошенькая дурочка, по всей видимости, не собиралась просить ни пощады, ни благодарности. Она казалась вполне довольной своим поражением и добровольно отдавала всю добычу своему завоевателю. Триумф Шреттера проявлялся в рычании, которое минутой ранее воображение Джакомо сочло бы принадлежащим какому-то дикому зверю или вообще ужасному, не имеющему названия чудовищу.
