Мадам де Фонсколомб слушала компаньонку с не меньшим вниманием. При этом на губах ее играла насмешка, и трудно было сказать, относится ли она к самой Полине или к состоянию гипноза, в который погрузились двое мужчин, одинаково готовые сдаться на милость воинственной Демаре.
Что касается аббата Дюбуа, то он не замедлил ретироваться уже в начале этой пламенной тирады с таким демонстративно удрученным видом, что можно было предположить: этот уход должен был неизбежно привести его за высокие стены монастыря, подальше от творящихся в мире ужасов и беспорядков.
Незаметно получилось так, что разговор продолжался уже между Полиной и капитаном, так что роль Казановы, равно как и роль мадам де Фонсколомб, свелась к наблюдению за этим словесным поединком. Малышка Демаре с легкостью отметала доводы, приводимые шевалье де Сейналем, похоже, даже не вслушиваясь в них, в то время как к высказываниям капитана относилась с подчеркнутым вниманием, обстоятельно обсуждая даже те темы, которые он и не упоминал. Офицер, в свою очередь, казалось, возражал лишь затем, чтобы с еще большим жаром заставить говорить свою юную противницу, вновь и вновь вынуждая ее изобретать очередной блестящий софизм. Чувствовалось, что он получал огромное удовольствие, наслаждаясь изящным умом прекрасной якобинки так же, как любовался ее красотой.
Казанова с трудом переносил эту пытку. Он был вынужден молчать, поскольку никто не собирался его слушать, особенно та, кому этот старый человек готов был привести свои самые веские доводы. Он обладал достаточным опытом и проницательностью, чтобы понять, что офицер и маленькая якобинка понравились друг другу. Об этом не было сказано ни слова, но в их перепалке внятно звучало признание: они предназначены друг для друга. Под тонким муслиновым платьем старинного покроя легко можно было угадать трепет сердца молодой женщины, и, похоже, причиной тому были не только проявленные итальянцем мужество и героизм.
Мадам де Фонсколомб положила конец этой сцене самым неожиданным образом: она вдруг заявила, что генерал Бонапарт является воображаемым персонажем, этаким новым Фанфароном, порожденным фантазией нескольких гистрионов,[5] и что революционные войска на самом деле – труппы актеров, дающих за несколько цехинов представления в городах Италии. Она предсказала, что в скором времени эти шуты прекратят развлекать, таким образом, население и укатят прочь в своих повозках. Выслушав это странное замечание, капитан де Дроги сообразил, что старая дама более не желает слушать дуэт, который они так долго исполняли на пару с прекрасной камеристкой. И он поднялся, чтобы откланяться и отправиться наконец в увольнение. Неожиданно для присутствующих мадмуазель Демаре поднялась тоже и предложила проводить капитана. Мадам де Фонсколомб, к вящему огорчению Казановы, не препятствовала этой дерзкой выходке.
