– Господи, Дженни, нет! Все совсем не так!
– Конечно, так! Каждому идиоту это ясно. Я поняла это в то мгновение, когда вошла в дверь. А ты – ты позволил промыть себе мозги. Ты, сильный, смелый мужчина, который собирался заботиться обо мне. «Не волнуйся, дорогая, я позабочусь обо всем»
Питер повернул ключ зажигания, и дворники начали очищать ветровое стекло.
– Нет смысла продолжать разговор, если ты собираешься только кричать на меня, Дженни. У нас возникли осложнения, и криком здесь не поможешь.
Она замолчала, пытаясь взять себя в руки. Затем она что-то вспомнила.
– Ты случайно не видел свою тетю Ли?
– Да, я заезжал к ней.
– А! И что она сказала?
– Сейчас расскажу тебе. Она считает, что нам нужно пожениться. Ты понравилась ей. Она сказала, что даст нам денег.
– Она? – у Дженни округлились глаза. – Но почему, это так чудесно с ее стороны!
– Ну, она такая. Романтичная в душе. Довольно-таки забавно для лесбиянки, когда подумаешь об этом.
– Жестоко говорить так.
– Я не хотел, чтобы звучало жестоко. Просто это поразило меня.
– А она сможет дать нам достаточно?
– Дженни… я не смогу ничего взять от нее, неважно, много или мало. Мои родители будут в ярости. Они разозлились, когда я сказал им.
– Почему? Если они не хотят помочь, я думала, они будут рады, если кто-то еще сделает это вместо них.
– Это длинная история. Она имеет обыкновение вмешиваться. Мне об этом вообще не следовало бы ничего говорить.
– Им или мне? Он вздохнул.
– Полагаю, всем.
Но ей он сказал, был достаточно честным, чтобы рассказать все, и она смягчилась.
– Ох, Питер, что же нам делать?
Дворники на стекле вторили: делать, делать, делать. Он повернул ключ, и дворники остановились.
– Что нам делать? – повторила она.
– Я не знаю. – Он смотрел на дождь.
Мрак заполнял автомобиль. Вспышка гнева и злости совсем обессилили ее. Если бы она могла только уснуть, подумала она, уснуть и проснуться, и чтобы ничего не было. И она тоже уставилась на мрачную, мокрую улицу. Стены домов, смотревших друг на друга с обеих сторон, делали из улицы тоннель, длинный темный тоннель без света в конце.
Питер прервал молчание.
– Если бы ты сделала аборт, то все было бы решено. У нее перед глазами снова возникла та картина, что-что красное, цвета крови, острое стальное жало и – конец. Она вздохнула.
– Ты просто боишься? – мягко спросил он.
– Боюсь ли боли? Ты же знаешь, что нет. Несколько лет назад у нее был сложный перелом руки, и она стойко переносила боль, как ей сказали. Она знала это. Кроме того, рождение ребенка едва ли менее болезненно.
