– Я не голодна, – сказала она, держа меню в руках.
– Тебе нужно поесть.
Смешное выражение вдруг пришло ей в голову: есть за двоих. Она почувствовала комок в горле.
– Я не могу, правда, не могу.
– Только немного супа. И я тоже поем суп. Я тоже не голоден.
Несколько минут они сидели молча. Дженни проглотила несколько ложек супа и положила ложку на стол.
– Господи, Дженни. Прости меня. Я чувствую себя, как неуклюжий, невежественный дурак. Я считал, что принимал все меры предосторожности. Я все делал, как надо. Черт возьми, я не понимаю.
– Ни в чем нельзя быть уверенным на сто процентов. – Ей было больно видеть его таким. Только вчера он был беззаботным, купил новую гитару и музыкальные записи. – Это и моя вина тоже. Я имею в виду, что мне следовало быть более аккуратной. Я была беспечной; я и есть беспечная. Уже поздно жалеть об этом.
Он быстро взглянул на нее.
– Слишком поздно что-то сделать?
– Ты имеешь в виду аборт?
– Ну да. Конечно, я подыщу лучшее место, где это будет безопасно. Господи, я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось! Ты должна это знать.
Она снова вздохнула. Такие глубокие вздохи продолжались весь день, словно ей надо было наполнить легкие.
– Я не смогу… Я не хочу… Не обращая внимания на срок, я не смогу, в любом случае.
Он очень осторожно спросил:
– Почему? Почему ты не сможешь?
– Даже не знаю. – Папина набожность, усвоенная ею, несмотря на все ее безразличие к религии?
– Если ты не знаешь, значит, все-таки можешь. Подумай об этом. Всегда это делали.
– Я знаю.
Девушка в колледже на старшем курсе сделала аборт. Все знали об этом. Она сумела закончить колледж со своим курсом и продолжала жить так, словно ничего не изменилось. Дженни невольно содрогнулась. Ее руки непроизвольно прижались к плоскому крепкому животу.
У нее еще не было никаких чувств к тому, что развивалось в ней. Что-то нежелательное и пугающее вторглось в ее жизнь, и все же она не могла убить это что-то.
Питер заметил ее жест.
– Там почти ничего нет, Дженни. Дюйм или два – может, и меньше.
Но это жизнь, цепляющаяся и растущая. Вырвать ее и выбросить, превратить в кровавое месиво… Ее мысли перепутались, и она взглянула в глаза Питера, беспокойные и вопрошающие.
– Ты должен поверить мне, Питер. Это может быть нормальным для некоторых – я никого не хочу осуждать, – но только я знаю, что я не могу.
Снова воцарилось молчание, пока он доедал суп. Потом он поднял голову, легонько ударил кулаком по столу, его губы плотно сжались.
