Стихи 1930 — 1937 | страница 9



Стоит себе еще болван болваном

Который век. Его бы за границу,

Чтоб доучился… Да куда там! Стыдно!

Река Москва в четырехтрубном дыме

И перед нами весь раскрытый город:

Купальщики-заводы и сады

Замоскворецкие. Не так ли,

Откинув палисандровую крышку

Огромного концертного рояля,

Мы проникаем в звучное нутро?

Белогвардейцы, вы его видали?

Рояль Москвы слыхали? Гули-гули!

Мне кажется, как всякое другое,

Ты, время, незаконно. Как мальчишка

За взрослыми в морщинистую воду,

Я, кажется, в грядущее вхожу,

И, кажется, его я не увижу…

Уж я не выйду в ногу с молодежью

На разлинованные стадионы,

Разбуженный повесткой мотоцикла,

Я на рассвете не вскочу с постели,

В стеклянные дворцы на курьих ножках

Я даже тенью легкой не войду.

Мне с каждым днем дышать все тяжелее,

А между тем нельзя повременить…

Ведь рождены для наслажденья бегом

Лишь сердце человека и коня.

А Фауста бес — сухой и моложавый —

Вновь старику кидается в ребро

И подбивает взять почасно ялик,

Или махнуть на Воробьевы горы,

Иль на трамвае охлестнуть Москву.

Ей некогда. Она сегодня в няньках.

Все мечется. На сорок тысяч люлек

Она одна — и пряжа на руках.

Лето 1931.


ФАЭТОНЩИК

На высоком перевале

В мусульманской стороне

Мы со смертью пировали —

Было страшно, как во сне.

Нам попался фаэтонщик,

Пропеченный, как изюм,

Словно дьявола поденщик,

Односложен и угрюм.

То гортанный крик араба,

То бессмысленное «цо», —

Словно розу или жабу,

Он берег свое лицо:

Под кожевенною маской

Скрыв ужасные черты,

Он куда-то гнал коляску

До последней хрипоты.

И пошли толчки, разгоны,

И не слезть было с горы —

Закружились фаэтоны,

Постоялые дворы…

Я очнулся: стой, приятель!

Я припомнил — черт возьми!

Это чумный председатель

Заблудился с лошадьми!

Он безносой канителью

Правит, душу веселя,

Чтоб крутилась каруселью

Кисло-сладкая земля…

Так, в Нагорном Карабахе,

В хищном городе Шуше,

Я изведал эти страхи,

Соприродные душе.

Сорок тысяч мертвых окон

Там глядят со всех сторон,

И труда бездушный кокон

На горе похоронен.

И бесстыдно розовеют

Обнаженные дома,

А над ними неба мреет

Темно- синяя чума.

12 июня 1931.

* * *

Как народная громада,

Прошибая землю в пот,

Многоярусное стадо

Пропыленной армадой

Ровно в голову плывет:

Телки с нежными боками

И бычки-баловники,

А за ними кораблями

Буйволицы с буйволами

И священники-быки.

12 июня 1931. Москва

* * *

О, как мы любим лицемерить

И забываем без труда

О том, что в детстве ближе к смерти,

Чем в наши зрелые года.

Еще обиду тянет с блюдца

Невыспавшееся дитя,

А мне уж не на кого дуться

И я один на всех путях.