Евгений Тесленко. Скажите, есть ли сейчас феномен изменений в нашем социальном бытии, когда мы видим, что меняется не только лексика, но и орфография, пунктуация и т. д.? Не ведет ли это в результате к более удобным способам коммуникации? Что мы сейчас наблюдаем в теории коммуникации и т. д.? Можем ли мы наблюдать здесь какие-то тенденции?
Татьяна Черниговская: Я думаю, что я не тот человек, которые должен здесь отвечать. Для этого нужно располагать материалом, которым я не обладаю. Я бы посоветовала вам спросить присутствующего здесь Николая Вахтина.
Есть много всякого рассыпанного, но того, о чем вы говорите, нет. Для этого надо много лет исследовать какую-то популяцию и т. д. Или надо собирать данные из десятков лабораторий по всему миру, что очень сложно из-за той же интерпретации фактов. По-моему, это невозможно.
Евгений Тесленко. Простите. Что мы сейчас видим? Муравьи, пчелы и т. д. Они существуют сотни миллионов лет. Может быть, они смогли бы нам подсказать, что дальше.
Татьяна Черниговская: Здесь я вам тоже не смогу ответить. Но надо решить, происходит ли что-то с муравьями за это время.
Борис Долгин: Некоторые эволюционисты говорят, что, в отличие от нас, у них эволюция продолжается.
Татьяна Черниговская: Насчет этого «в отличие от нас», это тема для отдельного разговора. Есть такая точка зрения, что люди не эволюционируют, но она совершенно ни на чем не основана.
Николай Вахтин. Мне кажется, что здесь дело во временных периодах. Изменение языка – миг по сравнению с эволюцией. Язык меняется до неузнаваемости за 5-6 вв.
Татьяна Черниговская: Последнее. Когда говорили про хромосому, которая отвечает за чтение, непонятно, когда вообще этот механизм мог закодироваться. Сколько лет мы читаем? 10 000 – это предел. Давайте решим, что любой рисунок – это иероглиф, эта цифра может дорасти до 250000 лет. Это миллисекунда! Когда он мог закодироваться?
Как организовать единую жизнь разных цивилизаций
Ю.И. Новоженов
Москва, 17-22 августа 1987 года. В Московском университете на Ленинских горах проходит VIII Международный конгресс по логике, методологии и философии науки. В большом актовом зале негде яблоку упасть. Все ждут приезда и выступления Ильи Романовича Пригожина с его докладом «Необратимость научного знания». Докладчик задерживается, он только что с самолета: работает в ряде стран и на двух континентах. Наконец он прибывает: небольшого роста, элегантной наружности и с чувством собственного достоинства. Его выступление – это сенсация конгресса, он еще не забыл русскую речь, но доклад произносит на английском языке, извинившись перед собравшимися. Ему назначили двух оппонентов: выдающегося физика Ю.Л. Климонтовича и маститого математика Никиту Николаевича Моисеева.
