Чёрт его знает, дело тёмное.
Любил отец Никифор по утрам ходить на косарей смотреть. Смотрит, как мужики сено косят, любуется: «Ладно косят!» — думает. Аппетит нагуляет и к обеду домой возвращается.
Возвращается, думает: «Вот сейчас пельменей покушаю.» А в тот раз попадья блинов напекла.
— Отведай, — говорит, — со сметанкой, с грибочками или с вареньем.
— Сметанка, грибочки, — передразнил отец Никифор, — водка да рыла свиные кругом. — И, вздохнув, только немного съел и пошёл отдыхать.
Отец Никифор поужинал и теперь сидел возле печки и смотрел на огонь. Тут на улице мужики затеяли драку. Отец Никифор поспешил к окну. Но мужики подрались совсем недолго и разошлись. Тогда отец Никифор вернулся к своему месту возле печки и продолжал смотреть на огонь.
— Ну что, отпущаешь грех мой, или как? — повторил батька Махно, сдвигая брови.
Отец Никифор отвёл глаза. Тёплый майский ветерок играл листьями берёзы за окном и чубами трёх висящих на ней казаков.
— Отпущаю, чего уж…
— Ну и ладно. Хлопцы, батюшку обратно доставить!
«Ну и сволочь, — думал отец Никифор, залезая в телегу. — Кадилом бы тебя по ебалу!»
К отцу Никифору батька Махно всегда приходил с большой трёхлитровой бутылью самогона. Бывало, разгорячившись, заводил батька Махно разговор о своих хлопцах и конях, о России да о своей роли в мировой революции.
— Говно, — отвечал, захмелев, отец Никифор, — твои хлопцы, и кони твои — говно. И Россия — говно, и революция твоя, да и сам ты — говно.
Под вечер в избу ворвался батька Махно с окровавленной шашкой.
— Где красные?! — орёт.
— А в Хряковке, — пошутил отец Никифор.
Уже ложась спать, услышал он канонаду, глянул в окно — над Хряковкой зарево.
— Ишь, воюють, — усмехнулся отец Никифор.
Отец Никифор любил ходить на поминки. Так бывало разгуляется!..
Однако, вёл себя сдержанно и никаких скабрезностей не допускал.
Николка Ебанько полез в церкви крышу чинить, да и свалился. Лежит, не шевелится. Послали за отцом Никифором. Тот как раз в бане парился. Оделся наспех, побежал к церкви, а тут его ещё шмель в шею укусил.
Бросился он на колени возле Николки, возопил:
— Господи! Да что ж такое делается! Люди набожные и работящие мрут, а эти, — на мужиков столпившихся указал, — живут, паскуды, и шмели их не кусают!
Тут Николка сел, головой трясёт, перегаром от него за версту разит.
Встал тогда отец Никифор, печально посмотрел вокруг себя:
