― Я думаю, миссис Ларкин у себя. Я не видел, чтобы она выходила, сэр. Как прикажете вас рекомендовать?
― Арчер. Можете не докладывать. Какой у нее номер?
― Сто второй, мистер Арчер. Полагаю, она вас ждет.
Номер был прямо напротив лифта на втором этаже. В конце коридора виднелась занавешенная стеклянная дверь, над которой горела красная табличка: «Пожарный выход». Я постучал. Лифт за моей спиной взвизгнул и ухнул, как старое сердце, отъезжая вниз.
Послышался слабый голос:
― Кто еще там?
― Арчер.
― Войдите.
Толкнувшись, я крикнул, что заперто.
― Хорошо, хорошо, иду. ― Дверь распахнулась внутрь.
Вид у Уны был больной. Тени под глазами потемнели и расползлись. В красной японской пижаме она походила не на женщину, а на бесполого беса, состарившегося в аду.
Она отступила, чтобы дать мне войти, и бесшумно закрыла за мной дверь. Я оказался в гостиной апартаментов, которые могли бы называться свадебными или губернаторскими, если бы новобрачных и губернаторов когда-либо заносило в эту дыру. На двух высоких окнах, выходивших на улицу, висели вишневые плюшевые шторы. Снаружи на них падал красный неоновый свет, мешавшийся со светом массивного, с огромным шелковым абажуром торшера на крученой металлической ножке. Высокие стулья имели вид девственный и неприступный. Единственным свидетельством пребывания здесь Уны было леопардовое манто, переброшенное через спинку стула.
― Что случилось? ― обратился я к ее спине.
Казалось, она держится за ручку, чтобы не упасть.
― Ничего. Просто жара, ожидание, неопределенность. ― Она почувствовала, что взяла слишком искренний тон, и быстро перестроилась. ― У меня мигрень, черт ее подери. Я им подвержена.
― Плохо. ― Я добавил с намеренной бестактностью: ― У меня тоже головная боль.
Она повернулась ко мне с желчной улыбкой:
― Я уверена, не мигрень. Если у вас не бывало мигреней, вы не можете представить, что это такое. У меня единственное желание, чтобы мне ампутировали голову. Вообразите туловище, гуляющее без головы, разве не оригинально? ― Она попыталась скрыть свою слабость за шуткой. ― Мужчины не заметят разницы.
Уна опять себе льстила. Даже в струящейся пижаме ее тело было похоже на кочерыжку. Я пристроился на краешке негостеприимного стула.
― Вы большая любительница мужчин.
― Они меня забавляют. Ну так что? ― Она нависла надо мной, давая понять, что время шуток прошло.
― Я должен отчитаться. Почему вы не садитесь?
― Если вы так хотите. ― Стул был для нее слишком высок, и ее ноги болтались в воздухе. ― Начинайте.
