— Большинство семей только этим и связано, если хочешь знать. Не все люди, как мы с тобой, читают книги по вечерам в разных комнатах.
Я пропускаю глупость мимо ушей.
— У них нет ничего общего!
— Ты так думаешь?
— О-о, у них великая общность нашего времени: общая квартира, общая машина…
— Нет, общие убеждения, — иронизирует моя жена. — Вот ты у нас без пяти минут академик. А я баба, домашняя хозяйка, мое дело ломить на вас. Как ты себе это представляешь, хотела бы я знать? Вот он вернется… Хорошо! У меня никогда не было своего угла, вечно жила на проходе, пожалуйста, вынесу вещи в столовую. Трельяж, шкаф, пожалуйста! Я у вас в домработ-ницах, мне не привыкать. Ты думаешь, он сможет жить с нами, тридцатилетний мужчина?
Звонит телефон. Яростно хватаю трубку.
— Да!
Молчание.
— Да-а!
Молчание. Кто-то молчит на другом конце провода, я слышу дыхание его. И мысль: Леля.
— Я слушаю, — говорю я тихо, глянув на дверь.
— Здравствуйте, Илья Константинович, — голос в трубке заискивающий, ласковый. Тара-тин! — Я, может быть, не вовремя?
— Нет, ничего, ничего.
— Мне показалось…
— Я слушаю вас.
Ах ты, боже мой! Я ведь обещал прочесть его рукопись. Я даже не помню, куда ее дел.
— Это Таратин. Василий Прокопьевич, — подсказывает он.
— Да, да, Василий Прокопьевич. Да, да. Я прочел, вы знаете. Как раз хотел звонить вам. Интересно. Но это, конечно, не телефонный разговор, — и сам ужасаюсь тому, что говорю. В лучшем случае я написал бы ему короткое вежливое письмо, поблагодарил бы. Словом, все, что делается в подобных случаях. А вместо этого, застигнутый врасплох, я назначаю день встречи.
— Значит, я правильно понял, впечатление благоприятное? — не может дотерпеть он.
— Благоприятное, благоприятное…
Кладу трубку. Жена стоит в дверях, качает головой.
— Нянька вам обоим нужна, вот кто вам нужен. Чтобы взяла за руку, повела вас, тогда вы, мо-ожет быть, чего-то достигнете в жизни. Только я одна знаю, что это такое, только я одна способна выносить. У тебя нянька есть, твое счастье, и ты привык ее не замечать. Так если для твоего сына тоже нашлась… Ты не понимаешь, что ему изменит любая?
— Не понимаю!
— Не понимаешь? Вспомни, вспомни, что он рассказывал про свою поездку в Ленинград. Самая святая изменит ему, если только она женщина.
Действительно, рассказывать про себя такие вещи, такой анекдот про себя распространять способен только наш сын. Впрочем, он рассказывал дома, что тут ужасного? Хотел посмешить. А то, что наша невестка с тех пор во всех компаниях, при каждом застолье веселит людей, выстав-ляет своего мужа в дурацком свете, так она — дрянь!
