Наконец телефон ожил. Но Лели нет. Уехала. Взяла отгулы и уехала на Соловки. Что за странная идея — ехать в бывшие ссыльные места любоваться красотами монастыря? На Лелю не похоже. Или это пошутили. «На Соловки…» Для меня не может быть красоты там, где при моей жизни мучились люди, я не могу в нашем языке слышать слово «акция», которое теперь употре-бляется по всякому поводу — у немцев словом «акция» обозначались массовые уничтожения людей. И я никогда не заведу у себя в доме немецкую овчарку.
Видимо, есть процессы, которые неостановимы. И масса одиноких женщин устремляется в экскурсии, лазают по горам, осматривают какие-то развалины… Главное, Леля ведь знала, когда я возвращаюсь. Может быть, нарочно выбрала это время?
Ливень хлынул, когда я уже был в троллейбусе. На остановках разъезжались двери-гармош-ки, и под сплошным потоком воды люди впрыгивали в троллейбус, начинали отряхиваться, пахло сырой одеждой, окна от испарений запотевали изнутри сильней.
И все время, пока мы ехали, то обгонял нас, то отставал, то вновь оказывался за стеклом грузовик с высокими бортами, нашитыми из досок. В его кузове везли под дождем коров на бойню. Когда весь транспорт останавливался у светофора, они просовывали слюнявые морды между досками, оттуда подолгу глядели коровьи глаза. А в троллейбусах, в машинах, в автобусах — вровень с ними, ниже их — сидели люди, которые будут их есть. И у женщины рядом со мной из хозяйственной сумки на коленях торчали толстые вареные колбасы.
Вдруг я подумал: может быть, не в красотах монастыря дело, может быть, кто-то в этой экскурсии интересует Лелю?
Наверное, лучше не иметь этого свойства — я на расстоянии предчувствую беду.
Последние исследования в области загадочного феномена — способности животных угады-вать землетрясение — родили очередную гипотезу. Суть ее в том, что будто бы перед землетря-сением в воздухе появляются в большом количестве положительно заряженные частицы — аэрозоли. Они заряжают животных электричеством, что и становится причиной паники и страха. А поскольку в закрытых помещениях концентрация аэрозолей в тысячи раз больше, животные в жутком страхе рвутся наружу. Все просто, логично и стройно.
Но в том-то беда, что в науке легче и логичней всего выстраивается то, что основано не на достоверных знаниях, а на догадках. Появляется потом один-единственный факт, не замеченный или никем не оцененный ранее, и прекрасное, стройное сооружение, в котором уже мебель расставляли по местам, рушится. Например, я мог бы задать вопрос: почему же эти аэрозоли, так вовремя заряжающие животных, совершенно не действуют на людей и люди в закрытых помеще-ниях беспечно ждут, пока потолок рухнет им на голову? Неужели мы настолько отдалились от животных, что даже этой общности не осталось? Если судить по науке, которой я занят, по истории рода человеческого, вспомнить хоть часть безумств и зверств, которые совершались и совершаются людьми, ей-богу, не скажешь этого. Словом, я мог бы задать целый ряд вопросов создателям новой гипотезы, но интересует меня сейчас совсем другое — моя несчастная способ-ность предчувствовать беду. Она какими аэрозолями вызывается?
