Сила, заключенная в хилсс, начала действовать на плетение заклятья-обманки, и то «поплыло». С каждой секундой Гафуру становилось все сложнее удерживать его в руках.
Ждать больше нельзя. В любой момент лич мог понять, что его банальнейшим образом надули. И некромант ударил, вложив в заклинание все силы, весь опыт, всю злость и ненависть. О, многие из его ордена восхитились бы сложностью вязи и в то же время гениальной простотой заклинания. Редко кто отваживался рискнуть связать в одну основу тьму и свет, дать им пропитаться собственной душой, а потом отдать все это на растерзание Пожирательницы Жизни и не испугаться, что вместе с колдовством смерть может забрать и твое тело. Но у Гафура не было иного выбора. Он хорошо понимал, что того, кто впитал в себя такое количество душ, ничем иным не проймешь. И поэтому рискнул.
Не было ни громов, ни молний, ни ослепительных вспышек, ни рева призванных демонов. Всего лишь ветер. Легкий, как утренний бриз на воде Устричного моря. Он вором скользнул за спину лича, исподтишка обнял за плечи, взметнул призрачную мантию, а затем, когда ничего не подозревающая жертва оказалась в его власти, взвыл на ухо и невидимыми когтистыми лапами начал раздирать стальными когтями то, что связывало дух отступника с телесной оболочкой.
Тварь, поняв, что попала в ловушку, скрипнула, словно старый сверчок, попыталась сбросить с себя смерть, но «Ветер Обуздания» не такой простой противник. Нельзя убить тьмой то, что содержит в себе свет. Свет отбивается только светом и только тогда на его место решается прийти тьма.
Отступник не умел этого делать. Или не смог. Или не успел.
Зато он успел сделать кое-что другое. Швырнул во все стороны рой боевых заклятий. Лич не знал, где его убийца, не видел его, но понимал — тот где-то рядом, и был уверен, что он не уйдет безнаказанным.
Так и случилось.
Гафур был слишком занят контролем над ветром, и когда выбросил перед собой сотканный из мрака щит, было уже слишком поздно. Что-то ледяное, сверкающее и гладкое без труда раздробило выставленную преграду, ударило некроманта в правый бок, обжигая нестерпимым холодом… Сдисец застонал и, ослепнув от боли, упал на колени. Но хватки не отпустил. Доделал начатое и лишь после этого потерял сознание.
Много позже, когда ноги и руки стали непослушными от холода, он очнулся, понял, что все еще жив. Эликсиры перестали действовать. Впотьмах нашарив свой хилсс, он прошептал формулу, и посох замерцал серым светом, заставляя мрак отступить. Бок был мокрым, его терзала ужасная боль. Запретив себе думать о ней, некромант с грехом пополам встал и проковылял туда, где лежал череп колдуна.
