И в это же мгновение сам заметил, что паруса за ночь изменили цвет. Из белых они сделались жёлтыми, как яичный желток.
В ужасе моряки упали на колени, взывая к богам.
Один из матросов подошёл к Ганнону. Сверкая белками глаз, он закричал:
— Куда мы плывём? Сегодня стали жёлтыми паруса, а завтра боги испепелят нас и мы сморщимся, как плод смоковницы, сбитый с ветвей!
Матросы ринулись к суффету. Угрюмо и недоверчиво смотрели они на него. Ганнон стоял, скрестив руки на груди. Ему самому было непонятно, почему пожелтели паруса, и он готов был видеть в этом дурное предзнаменование.
— Стойте! — послышался голос Мидаклита.
Эллин, незаметно поднявшись на палубу, торопился на помощь к Ганнону. Матросы затихли.
— Помните, — сказал Мидаклит, тяжело дыша, — вчера ветер задул с берега. Парусина утром покрылась росой. К ней пристали мельчайшие песчинки, принесённые ветром, поэтому и пожелтели паруса.
Матросы медленно расходились. Одни из них поняли правоту эллина, других убедила уверенность, звучавшая в его голосе.
— Спасибо, учитель! — сказал Ганнон Мидаклиту, когда они остались одни. — Ты прогнал страх, овладевший этими людьми.
— «Страх, страх»! — повторил эллин, как бы отвечая своим мыслям. — Страх — величайшее зло и величайшая сила. На страхе основаны царства. Пользуясь им, владыки Египта принуждали народ возводить пирамиды. Что заставляет твоих гребцов ворочать тяжёлые вёсла? Страх перед болью. Что владеет нами? Страх перед неизведанным! Страх перед богами! Страх перед смертью! Но, поверь мне, когда-нибудь человек победит своего векового врага. Страх и ужас сгинут, как ночные тени перед лучами солнца. О, если бы вместо того, чтобы поднимать оружие друг против друга, люди объявили войну страху! Тогда бы пришёл конец царству страха и человек был бы свободен как ветер.
С восхищением слушал Ганнон мудрые речи учителя. «Разве, — думал он, — я не объявил войну страху? Я повёл корабли в неведомые моря. Вот почему против меня восстали Магарбал и Стратон. Вся их власть держится на слепом страхе и невежестве людей».
Ещё три дня корабль шёл вдоль пустынного берега. На четвёртый день пески сменились травянистыми лугами, а на шестые сутки показался мыс, покрытый сочной, сверкающей зеленью. Огибая его, корабль повернул на восток и вошёл в большой залив, формой своей напоминавший подкову.
Из воды высовывались острые камни, похожие на головы каких-то диковинных зверей. Виднелись отмели, над которыми кружили чайки. В их чёрных клювах блестели серебряные рыбки.
