Коди нежно поцеловал ее и вышел на воздух. Издалека доносились слабые звуки джаз-банда.
– По-моему, тебе не очень хочется возвращаться к гостям, а?
Лилиан кивнула.
– А ты хочешь еще повеселиться?
Коди погладил ее мокрые волосы.
– Ничего другого после тебя я не хочу. Думаю, гости не разойдутся до самой зари.
Лилиан крепко прижалась к нему.
– Кроме того, тебе нужно высушить волосы, а то начнутся разговоры.
Она улыбнулась.
– Конечно. А скандал нам ни к чему.
Они возвратились в комнату и с удовольствием улеглись на кушетку. Лежа у него на плече, Лилиан слышала, как учащенно бьется его сердце. Ей было так покойно в его объятиях – его нежные пальцы поглаживали ее еще влажные волосы. Ее ноги уткнулись во что-то теплое: Лилиан открыла глаза и увидела, что Коди где-то отыскал пушистый афганский плед и старательно укрывал их обоих от ночной прохлады. Лилиан посмотрела на Коди и благодарно улыбнулась.
В ответ он нежно поцеловал ее.
– Не хочу, чтобы ты окоченела.
– Спасибо, – уже в полусне пробормотала Лилиан и, крепко прижавшись к нему, заснула.
Коди Флинн удовлетворенно улыбнулся. Его когда-то заведенный порядок неукоснительно соблюдался. Каждая прима, с которой он когда-либо играл вместе, во что бы то ни стало должна была ему принадлежать. Так бывало всегда. Это уже стало традицией.
«А традиции нужно блюсти, в особенности в шоу-бизнесе», – подумал Коди и в следующее мгновение погрузился в сон.
Артур осторожно поставил чашку тонкого китайского фарфора на блюдце: раздался тихий мелодичный звук. Просторный балкон с видом на Сентрал-парк служил Артуру Трумэну для ежедневных чаепитий, здесь едва умещались мраморный столик и несколько плетеных стульев. Вот уже почти пятнадцать лет Трумэн был хозяином дома с двумя спальнями в самом центре Нью-Йорка, который по сегодняшним ценам считался целым состоянием. Артур взглянул на Аманду Кларк, которая сидела напротив и отпивала из чашечки чай. Долгожданный луч солнца прорвал пелену туч и упал ей на лицо. Артур был положительно рад, что она навестила его в это утро.
В последние годы в доме Трумэна почти не бывало гостей. Прошли те времена, когда швейцар то и дело звонил хозяину, докладывая о почитателях и визитерах, жаждавших выразить свое восхищение знаменитому драматургу, просто поговорить с ним или получить автограф. Теперь же мало кто останавливал его на улице или в магазине, признавая в нем бывшую знаменитость.
Он с иронией вспоминал, как тридцать лет назад добивался славы, а потом в течение двадцати лет отстаивал свое право жить спокойно, как обычный человек, рядовой обыватель. Теперь у него было и то и другое. Каждый знал об Артуре Трумэне, но мало кто обращал внимание на пожилого джентльмена, регулярно отправляющегося на утреннюю прогулку в восемь часов утра. У него были и слава, и право на частную жизнь. Он ненавидел и то и другое.
