Надо было сразу хлебнуть воды, но Джим решил подождать пару секунд в надежде, что бекон пройдет куда надо, но он, конечно же, попал не в то горло. Джим попытался вдохнуть и не смог. Он задыхался по-настоящему.
Ральф уже снова надрался в хлам. Девушки смеялись. До Джима дошло, что самое лучшее, что с ним может случиться, это что он себя выставит на посмешище; либо выкашляет обслюнявленный кусок бекона прямо в лицо Елизавете, либо свалится под стол, дрыгая ногами и постепенно синея мордой. А самое худшее – это смерть. Его охватил панический страх, что тоже не очень способствовало ясности мыслей.
Перед глазами все поплыло. А Джим не мог даже как следует кашлянуть. Елизавета первая сообразила, что с ним происходит что-то не то.
– Джим, с тобой все нормально?
Он помотал головой и вскочил на ноги, чтобы сделать хоть что-нибудь в плане борьбы за выживание. Он сумел выдавить из себя слабый хрип, но воздух лишь выходил. Вдохнуть он не мог. Мысли Хьюго явственно читались у него на лице: так вот как выглядит человек, когда он задыхается до смерти.
Джим уже ничего не видел, перед глазами встала черная пелена, а голоса остальных доносились как будто откуда-то издалека, он даже не разбирал слов.
Он смутно осознавал, что кто-то обхватил его сзади, сцепив руки на животе. Потом его резко подняли вверх, оторвав от земли, как на уроке физкультуры в школе. Кусок бекона, застрявший в горле, вернулся в рот – снова обычная пища, а не смертоносный кляп, – и Джим вдохнул воздух с таким наслаждением, какого он не испытывал в жизни.
И еще он осознал, что Дерек вернулся за свой одинокий столик и продолжил свою одинокую трапезу в виде вареных яиц под соусом карри.
В довершение к усталости, невезению и отчаянию теперь он еще и выставил себя в жалком виде; он снова вдохнул и вытер слезы. Он еще долго не решался поднять глаза на девушек и внутренне смирился с тем, что ему снова придется спать на диване. Хотя подавиться куском бекона мог каждый – даже опытный кулачный боец или бесстрашный наемник, – ему было ужасно стыдно. Как будто подавившись прилюдно он показал, что он никакой не мужчина.
Он тихо пил пиво, пока девушки болтали между собой по-русски, а Хьюго с Ральфом обсуждали состояние рынка. Все очень старательно делали вид, что ничего страшного не произошло, что они типа и не заметили, как Джим тут синел и хрипел. Когда он немного пришел в себя, он вдруг осознал, что в глобальном масштабе этот дурацкий кусок бекона, застрявший в горле, не имеет вообще никакого значения. Он вдруг осознал всю абсурдность своих терзаний; все равно мы все умрем. Хьюго, Ральф, он сам, Катерина, Елизавета. Елизаветин сын; никто не избегнет смерти. Наемный убийца уже получил заказ; он маскируется под проезд на красный свет, короткое замыкание в электропроводке, карамелизированный животный жир. И то, что он хотел быть привлекательным, а потом подавился и чуть не умер, если бы его не спас человек, которого он ненавидит больше всего на свете, уже не имеет значения. Очень легко совершить ошибку, уверовав в то, что твоя жизнь вообще стоит внимания. Что это – озарение или признаки приближающегося безумия? Внезапно Джим понял, что он будет спать с Елизаветой, независимо от того, насколько он кажется или не кажется ей привлекательным, и сколько пива она сейчас выпьет, потому что теперь ему было уже все равно, переспят они или нет. Он как будто родился заново, оставив свою прежнюю личность и все ее заморочки в той, прошлой жизни.
