— Ты и Валь никогда не могли быть молодыми парнями одновременно, — напомнил Квесада.
— Не совсем, — поправился Барретт. — Ему было, наверное, восемнадцать, а мне чуть за тридцать. Но он всегда казался старше своего возраста. И у нас была эта квартира на двоих. Туда заходили девушки, много девушек. Иногда они жили у нас несколько недель. Хауксбилль тоже нередко заходил туда, сукин сын, только мы тогда еще не знали, что он работает над чем-то, что всех нас по сути отправит на тот свет. И Бернстейн. Мы сидели ночами напролет, потягивая дешевый самодельный ром, и Вальдосто строил проекты организации террористических актов, и мы затыкали ему глотку, а потом… — Барретт нахмурился. — Ладно, пошло все это к черту. Прошлое мертво для нас. Скорее всего, и для Вальдосто это тоже было бы лучшим выходом.
— Джим…
— Давай о чем-нибудь другом, — сказал Барретт. — Что там у Альтмана? Лихорадка прошла?
— Он конструирует женщину.
— То же самое сказал мне Чарли Нортон. Что же он использует? Тряпье, кости?
— Я дал ему разные ненужные химикалии. Пусть подурачится. Выбирал в основном по их цвету. Он достал несколько позеленевших медных деталей, чуть-чуть этилового спирта, сульфата цинка и немного других предметов, наскреб почвы и набросал все это в груду мертвых моллюсков. Из этой слизи он лепит то, что, как он утверждает, является женским телом, и ждет, когда в него ударит молния и вдохнет жизнь.
— Другими словами, — заключил Барретт, — он чокнулся.
— Я думаю, во всем этом нет ничего опасного. По крайней мере, он больше уже не пристает к своим друзьям. Насколько я помню, ты считал, что он долго не протянет.
— А сейчас разве лучше? Если мужчине нужен секс и он может найти добровольных партнеров здесь, то меня это не касается, пока это никого не оскорбляет в открытую. Но когда Альтман начинает лепить женщину из какой-то грязи и гнилой плоти моллюсков, это означает, что мы его потеряли навсегда. И это очень плохо.
Квесада опустил глаза.
— Мы все придем к этому раньше или позже.
— Я пока еще держусь. И ты тоже.
— Дай нам срок. Я здесь всего лишь одиннадцать лет.
— А Альтман всего восемь, — ответил Барретт. — Вальдосто и того меньше.
— Некоторые ломаются быстрее других, — заметил Квесада. — А вот и наш новый товарищ.
Ханн вышел из лазарета и присоединился к ним. Он все еще был бледен и взволнован, но страх в его глазах исчез. «Он начал, — отметил про себя Барретт, — приспосабливаться к немыслимому».
— Я невольно подслушал часть вашего разговора, — сказал Ханн. — Здесь много психических заболеваний?
