– Я ошибался, когда сказал, что вы идете на поправку, – произнес он.
– Что со мной творится? – пробормотал Хоукмун.
– Судя по всему, этот приступ лихорадки вызван невзгодами, выпавшими на вашу долю, и, боюсь, мы тоже повредили вам своим гостеприимством. Нельзя было давать вам столько жирной пищи и крепкого вина. Нам следовало бы помнить об этом. Но не огорчайтесь, дорогой герцог. Скоро вы будете в полном порядке.
Ни единому слову Хоукмун не поверил, однако он хранил молчание. Неожиданно слева от себя он услышал кашель, но, повернув голову, увидел лишь приоткрытую дверь, ведущую в чулан. Там кто-то был. Он вопросительно покосился на Ноблио, однако философ сделал вид, будто ничего не слышал, и продолжал проверять его пульс.
– Ничего не бойтесь, – донесся голос графа из чулана. Мы хотим помочь вам. Нам известно, что это за камень у вас во лбу. Когда почувствуете себя лучше, спускайтесь в зал. Ноблио встретит вас там и заведет какой-нибудь пустяшный разговор. И не удивляйтесь, если что-нибудь в его поведении покажется вам странным.
Ноблио со вздохом поднялся со стула:
– Ну вот, милорд, скоро вы поправитесь. Отдыхайте. Хоукмун следил взглядом за философом, пока тот не скрылся за дверью. Потом он услышал шаги. Это ушел граф Брасс. Но как они узнали истину? И чем это может для него обернуться? Должно быть, гранбретанские владыки уже вовсю гадают, что происходит в замке, и подозревают неладное. В любой миг они способны дать камню жизнь, и почему-то сейчас это встревожило Хоукмуна куда сильнее, чем раньше.
Герцог решил, что ему ничего не остается, кроме как повиноваться графу Брассу, хотя если тот действительно узнал, зачем он явился в Камарг, то мщение его, вероятно, будет не менее жестоким, чем расправа владык Гранбретании.
Вечером, когда сумерки опустились на город, Хоукмун поднялся с постели и спустился в парадный зал. Там не было ни души. Он озирался по сторонам в мерцающем свете каминного пламени и размышлял, в какую переделку угодил на сей раз.
Вскоре из дальней двери появился Ноблио и, улыбаясь, подошел к герцогу. Губы философа беззвучно шевелились. Затем Ноблио, склонив голову, сделал вид, будто внимательно выслушивает ответ Хоукмуна, и лишь тогда герцог осознал, наконец, что все это представление предназначено для тех, кто наблюдает за ними с помощью Черного Камня.
Услышав шаги за спиной, Хоукмун не обернулся, продолжая делать вид, будто беседует с философом. Чуть погодя сзади послышался голос графа:
