Капитан Коко и Зеленое Стеклышко | страница 20
Прибой плескал в крутые склоны, обламывал их, на побережье грудилось ледяное крошево.
Недалеко от берега плавали айсберги — великанские ледяные глыбищи. Полупрозрачные, голубоватые, они отражались в океане, как стеклянные дворцы.
И повсюду — на айсбергах, на льдинах, на берегу — суетились потешные чёрно-белые фигурки, удивительно похожие на маленьких музыкантов во фраках.
И я понял, что ветер затащил меня не на Север, но в такое место, где нисколько не теплее и не лучше.
Я понял, что передо мной Антарктида — страна пингвинов. Я поёжился и сказал сам себе:
— Ну вот, любитель путешествий! Ты удрал от полиции, вышел почти сухим из океана, но теперь погибнешь от холода и голода среди айсбергов и льдов.
И тут мне вдруг послышалось: кто-то где-то кричит.
Я привстал и увидел на волнах — нет-нет, не пингвина! — а живого-преживого капитана Коко!
Я подумал, что с горя мне мерещится, ущипнул себя за ухо, но в открытом океане в самом деле кричал петух!
Он плыл! Он из последних сил подгребал к сундуку.
Я тоже чем попало — руками, ладонями, зонтом — стал грести навстречу, схватил петуха за гребень и втащил в сундук. И сразу понял, почему Коко не утонул.
Он плыл… в калоше!
Да, да! В огромной старой калоше из той самой пары, которую бабушка весной надевает на валенки. Калоша во время аварии выпала из сундука, петух забрался в неё и остался жив.
Мы так радовались встрече, что даже забыли о своей беде. Но мы тут же дали друг другу слово никогда не загадывать и не отгадывать загадок на вахте. Особенно про осьминогов. И всегда быть начеку, чтобы опять где-нибудь не влопаться в неприятность.
Но думаете, петух после этого посмирнел? Ничуть!
Как только он увидел пингвинов, сразу засуетился, заволновался:
— Смотри! Смотри! Там птицы! Там одни только птицы! Они приветствуют нас! — орал он с прежним азартом. — Смотри! Они машут нам крыльями! Ведь это же чудесно! Ведь это же… — И тут Коко так уставился на меня, будто в голову ему пришла гениальная мысль.
Он пару мгновений беззвучно раскрывал клюв, потом выпалил:
— Слушай! Ведь это Валяй-Форси! Я уверен — это Валяй-Форси! — И он так обрадовался, так запрыгал, что снова чуть не угодил за борт.
— Дружище! — горланил он. — Одолжи мне свой городской костюм! Я так обтрепался за дорогу, что и птицам показаться стыдно. У меня, наверное, такой вид, что и куры не признают.
Вид у петуха был действительно не из лучших: от холода гребень посинел, перья топорщились.
Я не стал его расстраивать, а молча скинул пиджак и укутался шалью.