«Хочу умереть… Чего хорошего я сделал в этой жизни? Ничего. Я самовлюбленный трус. Я эгоист, но даже себе ничего хорошего не сделал. Лучше б я не рождался.
Тогда и у Трувора не было бы проблем. Он ведь достоин всего, а я — я ничтожество.
И должен получить его наследство! Как глупо… Проклятье, если я умру здесь, они не найдут мой труп, и Трувору ничего не достанется. Я и в смерти ничего хорошего сделать не могу… Что смотрит этот проклятый Кронт? Мерзкий бандит… Как я ненавижу его! Как я ненавижу весь мир! Как я ненавижу себя!» — Да пропади все пропадом!
— Собрался умирать, высокородный? — Кронт почему-то был странно бледен, а в руке сжимал моток веревки.
— Только после тебя, ублюдок, — прошипел Ральф.
«После тебя, мразь. Что ты медлишь, на веревку пялишься? Вяжи петлю и отправляйся к своему Архету! Он-то тебя накормит кровью! Вяжи петлю, висельник!» Ральфа трясло — не от холода, от злости.
«А я, я ведь дерьмо, негодяй похуже тебя. Я буду смотреть и смеяться, глядя, как ты вертишься на веревке. Говорят, повешенные иногда испытывают оргазм… от всей своей проклятой души желаю тебе этого! Ну, давай же! Давай! Я хочу видеть, как ты умираешь!» Велена обреченно смотрела на дерево. «Тихая, пустая, бессмысленная жизнь. Зачем?» Девушка достала небольшой нож. Провела им по запястью. На коже осталась белая полоска — Велена недостаточно сильно прижала лезвие. «Какая я дура. Ничего не могу сделать, как полагается. Всю жизнь была дурой и умереть нормально не сумею.
Втюрилась по уши в бандита — а ему-то плевать на меня. Всем на меня плевать.
Хотя, дома, небось, волнуются. Они меня любят, а я принесла им боль, только боль.
Лучше б и не рождалась на свет белый». Закусив губу, девушка с силой чиркнула ножом по руке. Из раны потекла кровь. «Как мало… Наверное, не задела вену.
Дура. Надо еще раз».
Ральф равнодушно взглянул на девушку и отвернулся. «Она режет вены. А проклятый Кронт все стоит, на веревку лыбится. Ах, урод! Я не умру… я не умру… пока не увижу твой гниющий труп!» Кронт гладил веревку. Его глаза заволоклись дымкой, будто он грезил наяву. «Вот моя невеста. Вот мое будущее. Вот вся моя жизнь. Я убивал тех, кого ненавижу, я убивал тех, кого люблю. Я не убивал только себя. Хотя давно решил это сделать.
Что толку гнить заживо, как те старики… Я должен умереть в расцвете сил… И если никто из моих врагов не сделает этого, придется самому». Его пальцы завязали скользящую петлю. «Я буду висеть посреди дикого леса, ветер будет раскачивать мой труп. Я должен умереть, рано или поздно. А сегодня такой хороший денек для смерти. И дождя нет».
