Кофе отец предпочитал крепкий. О чем-то спрашивал, Аделина отвечала рассеянно. Время от времени она поглядывала на старинные часы, показывающие правильное время.
* * *
— Именно так ты ей это и объяснила? — переспросил Эдуард, мрачно глядя на Надежду. Надежда молчала. — Ну? Да ты не молчи.
— Я тебе все сказала, как есть.
— Осторожно!
Оба отпрыгнули в сторону. Какой-то пьяный боров на дорогом драндулете.
— Вот зараза. Ну хорошо, — сказал Эдуард. — Спасибо.
— Я тебе одолжение сделала, — напомнила Надежда. — Большое одолжение. Ты передо мной в долгу, рейнджер.
— Понятное дело, — откликнулся Эдуард. — Только почему именно на Садовую нужно было меня вызывать? Могла и в обычное место. Я в отпуске со вчерашнего дня, чего мне мотаться туда-сюда. А ты при делах, вот и прокатилась бы за счет рабочего времени. Подумаешь — таинственность какая, неожиданные решения. Не Надежда, а легендарный Шелест.
— Не ворчи.
— Так, стало быть, колосс за тобой в комнату пошел?
— Представь себе. Дикость.
— И не хотел выходить?
— Не хотел.
— А почему же все-таки вышел?
— Я ему объяснила, что хочу побыть десять минут одна. Попрощаться с домом, ставшим мне родным.
— И он понял?
— Понял. Но не вышел.
— А когда вышел?
— Когда я пообещала ему отдаться. Прямо в моей комнате. После того, как побуду одна.
— И он согласился?
— А как ты думаешь?
— Ты со всеми нынче туда идешь?
— Да.
Эдуард покачал головой, улыбаясь.
— Да, не сдобровать колоссу. Представляю, что ты с ним сделаешь. Бедный парень.
— Ничего, жить будет. Так ты понял, что мне должен?
— Понял.
— Поскольку это все я сделала по твоей же просьбе.
— Да понял я, понял! Не наваливайся так на человека! И будешь ты царицей мира. Так, стало быть, сегодня вечером Тепедия прекращает существование?
— Ну, это не сразу. Волокита, бюрократия. Ты сам в отпуск напросился, или тебя главный надоумил? Чтобы, стало быть, не быть причастным?
— Сам. Но я думаю, он понял. И не возразил.
— Да. Ну, все, я поскакала.
Джинсы, сапожки, короткая куртка, густой макияж — Надежда любила этот образ, полу-студенческий, полу-богемный. Эдуард постоял еще некоторое время на углу, а затем перешел улицу и потопал мерным шагом к Думе. Там он еще некоторое время постоял, надвинув кепку на самые глаза.
Таксист попался неразговорчивый, и это было хорошо. Разговаривать Эдуарду не хотелось. Скрипнули тормоза. Эдуард показал таксисту удостоверение.
— Вот что, — сказал он веско. — Сейчас ты вылезешь и пойдешь обратно к Невскому пешком. Вот тебе несколько дукатов, но не вздумай напиться. Машину я оставлю… хмм… ну, скажем, на углу Загородного и Звенигородской. Через два часа. Ключи в булочной, там рядом, у Витьки, спросишь.
