Вот, я приехал старику Боунзу дать деньжат. Пусть приглядит за моей халупой. А может, починит кой-что. Да, пускай. Там без ремонта не обойтись. Без ремонта там совсем кислое житье. Можно сказать, не житье.
И еще я приехал повидаться с Огородником. Хороший же человек, помог мне. Да. Очень хороший человек. Я скучал по нему.
Но с Огородником мы не встретились. Старик Боунз свел меня на поселковое кладбище и показал холмик. Его, сомовский. Ничего там особенного нет, только крест из проволоки сваренный, да табличка: «Раб Божий Виктор». Табличка по-русски, я уже кое-какие слова разбираю, так что понял. И все. Даже оградки нет. Я ему оградку сам из досок заделал. Вот, где-то из досок, а где-то из разной дряни, какая была. Вышло, однако, прилично.
От простуды помер Огородник. Застудил легкие и помер. Будто бы и не лечился особенно.
А часовню свою так он и не достроил.
Старик Боунз говорит, будто как Огородник умер, так были у нас люди в больших чинах, с самой Терры-2. Хотели тело свезти куда-то к ним, они сказали, «на мемориальное кладбище в столице». В смысле, в Ольгиополе. Но им мэр Фил Янсен показал настоящую сомовскую запись, мол, вот, где мне Бог дал последнее пристанище, пусть там и останусь. Большие чины улетели, а Огородника за эти слова потом весь Поселок уважал. Даже больше, чем за то дело… с людаками.
Еще старик Боунз говорит, что на могилу приходил Огородников кот. Долго приходил. Еще там бывала Ханна, специально приезжала, она, говорят, нашла кого-то и тому, кого нашла, родила двойню… Но кот дольше нее посещал Огородника. И даже будто бы спать устраивался на могильном холмике. Наверное, кот любил его. Но потом и кот куда-то пропал. Это я понимаю: занялся своими, кошачьими делами.
Так же и я. Оградку заделал, потом еще разок забрел туда. Постоял, слезы потекли. Вот странно! Когда слезы кончились, я еще чуть-чуть побыл там, подумал об Огороднике, похвалил его в мыслях, да и ушел. У кота свои дела, а у меня – свои.
* * *
Я хочу, чтобы Огородник там встретился со своей женой. Он очень тосковал без нее.
