– Погоди, погоди…
Дах!
Упал главный быкун. Даже не весь он, а нижний его кусок. По грудь. Да.
– Полина, Капитан погиб…
– Что?!
– Тихо! Тихо! Теперь нам отсюда уходить нельзя… Никак нельзя, да.
Вот, упал конструктор, а маленькие быкуны вокруг стоят кругом, не двинутся. Только ногами… лапами притоптывают. И пулемет сверху не жарит. Почему пулемет не жарит? Меня ж они видели, давно могли пульнуть по мне, да?
Начали быкуны разбредаться потихонечку. Всё, никто теперь ими не командует, это Капитан сказал. Еще когда жив был. Теперь они на Станцию пойдут всех драть. Но только по одному, по два, по три они пойдут. Не так страшно, как если всей толпищей. Может, их пугнуть? Теперь они совсем не то, без главного. Может, они испугаются?
– Полина, сейчас мы по ним пальнем…
– По кому?
– По быкунам, там их целая куча. Пальнем – и в подвал. Может, оттуда – еще разок. Да. Готова?
– Ну… да…
– Значит, выбежим, прицелимся, пальнем как следует, и в подвал. Вот так…
Но вовсе мне палить не пришлось. И Полине не пришлось. Я только слышу: тиннн… тиннн… тиннн…
– О, летят! Гляди, Капрал, летят!
– Чего?
– Да вверху…
Точно, прямо над Крэнстон-стрит летят два здоровых железных сапога.
– А? Чего это?
– Капрал! Какой же ты молодец, Капрал! Какие мы все молодцы! Это ихние патрульные антигравы!
Полина вокруг меня скачет, на шею мне примеривается.
– Да чьи?
– Ихние, терранские, дурья твоя башка!
Тут она точно на меня прыгнула, обняла за шею и в самое ухо поцеловала.
В ухе – звон.
Все-таки я еще спросил:
– А тинькает-то что?
– Бортовые волновики работают на поражение, – говорит мне Полина мужским голосом.
– Ой!
– И нам всем следовало бы отойти подальше. Под горячую руку запросто мозги вскипятят… Особенно в такую темень. Помоги-ка мне, Капрал!
Полина отцепилась от меня, вижу, стоит рядом Огородник, а на плечах у него – чужой человек. Руки связаны, ноги связаны, во рту тряпка. Ноги-то его Огородник мне и перебросил на левое плечо.
– Тащи.
– К-кто?
– Старшая погань.
– Главарь ихний?
– Да. Напоследок Петера подстрелил и положил Гвоздя. Ножом. Ловок, гнида…
С Крэнстон-стрит доносились визги и верещание. Дохли быкуны очень громко.
* * *
Как я в тот раз спал! Ой спа-ал! Долго-долго-долго. День и ночь.
И еще не доспал.
Меня тормошила-тормошила Бритая Кейт, и я проснулся. Сначала испугался: чего трясет меня? Бритая Кейт злая, может ударить. Потом не испугался уже. Потому что я вчера сражался, и я ее тоже ударю, если она меня ударит.
– Вставай, Дурак! Давай-давай!
