Ближе к вечеру зарядил дождь. Но пехота находилась уже на берегу, кавалерия и полевая артиллерия – тоже. Опустевшие суда, не занятые перевозкой осадной артиллерии и необходимого для взятия Динамюнде десанта, были отпущены. Боевые корабли снимались с якорей, начинали движение в сторону вожделенной Риги, и туда же по знакомым служившим в здешних местах дорогам двигались непобедимые шведские полки.
Что бы ни замышлял враг, атаки воздушного корабля добились противоположной цели. Все в армии, от солдата до едущего верхом короля, мечтали только об одном – посчитаться с московитами за перенесенный по их вине страх.
Пусть никто не признавался в этом, но испытали бывалые вояки многое и теперь горели желанием отомстить за испытанное унижение.
Есть вещи, которые прощать нельзя.
Весь следующий день дождь лил почти без перерыва. Прибалтийское лето больше напоминает осень в иных краях. Отяжелели от впитавшейся воды плащи. Заблестела шерсть на лошадях. Дороги, и без того не слишком хорошие, превратились в сплошную грязь. Пехота с трудом выдирала из этой грязи неподъемные сапоги. А уж пушки вообще приходилось поминутно толкать, вытаскивать из каждой колдобины.
Несколько легче было кавалерии. Драгуны хотя бы не шли сами. А что до уставших лошадей, то кто и когда их спрашивал?
Дождь сослужил шведам хорошую службу. Пусть они проклинали льющуюся с небес воду, раскисшие дороги, собственную усталость, зато над ними ни разу не прошелся московитский дирижабль.
Ладно – над ними! Флот тоже двигался в этот день беспрепятственно. Напрасно моряки с тревогой вглядывались в низкие тучи, прислушивались, не донесется ли сквозь завывания ветра и шум дождя знакомый басовитый гул воздушного чудовища. Кабанов решил не рисковать имеющимся козырем. По всем расчетам выходило, что время в запасе еще было. Да и плох тот полководец, который не рассчитывает ни на что, кроме чуда. А дирижабль тем чудом и был. Высадка шведов прямо под Ригой не состоится, армия и флот разъединились, и пришла пора испытать вновь созданную армию в открытом сражении с умелым противником.
За Динамюнде Командор был более-менее спокоен. Сорокин знал свое дело и подготовил шведским морякам кое-какие сюрпризы.
Карл честно разделял со своими солдатами все тяжести нелегкого похода. Рожденный не столько королем, сколько воином, он не делал себе льгот и поблажек. Да и не желал их. Великие полководцы стойко переносили лишения, значит, надо следовать их примеру. Это было сущностью натуры молодого государя, и любой из солдат мог лицезреть своего предводителя, время от времени объезжающего растянувшиеся полки.
