Генерал с комическим ужасом развёл руками:
– Виноват, господин доктор. Исправлюсь. Но… разрешите ещё минут десять. Это важно.
– Вы с ума сошли! Состояние пациента… Да вы преступник!
– Надо, Алексей Львович, – веско произнёс экзоразведчик. – Интересы Первого Неба требуют.
Врач увял. На лице его появилось обиженное детское выражение. Собрав подчинённых, он величественно удалился. Словно Белэйн в окружении гвардейцев, подумалось мне. Уже в дверях он обернулся и умоляющим тоном произнёс:
– Ради бога, ваше превосходительство! Я одного прошу: пожалейте парня.
– Обещаю, – сухо ответил Визионер. – С ним всё будет хорошо.
Когда врачи ушли, он развёл руками:
– Андрей, сам видишь. Ты удивляешь меня всё больше и больше. Как ты себя чувствуешь?
– Нор-мально… – с трудом выдавил я. Прислушался к себе: да нет же. Я действительно хорошо себя чувствую.
– Кто-то поставил ментальный блок и запер твои воспоминания. Кто-то из тех, кого ты встретил в Лоноте.
– Итер? – вырвалось у меня.
Визионер покачал головой:
– Сомневаюсь. Скорее, Анфортас или рунархи. Ты говорил о них, пока я выводил тебя из сумерек.
– Но я не общался с рунархами! – запротестовал я. – Я отлично помню, как Итер, умирая, проклял меня.
– Да, да. Именно это и навело меня на мысль, что воспоминания фальсифицированы. Два слоя защиты, дружок: один вынуждает забыть о важных событиях, второй включается, когда взломан первый. Его предназначение – запутать следы. Поверхностный блок я снял, а глубже… увы! Ладно. Сейчас ты расскажешь всё, что помнишь. И не напрягайся. Если почувствуешь себя плохо, говори. Сразу прекратим это.
Я вновь принялся рассказывать о бестиарии. Повествование звучало сухо и правильно, как если бы вместо меня говорил кто-то другой. С каждым словом я видел картинку происходящего всё ярче и чётче.
Скрипит, покачиваясь, отпертая дверца клетки. Сухой и тёплый запах змеиных чешуек бьёт в ноздри, мешаясь с вонью машинного масла. Лицо Итера – маска в потёках киновари. Грубые стежки чёрной ниткой на алом камзоле. Ноющая боль в руке.
И ликующий вопль мантикоры. Мартовская песнь, гимн победителя.
Когда я рассказал о привычке мантикоры прятать жало под крыло, Визионер обрадовался.
– Да, да, именно так, – забормотал он, глядя в пустоту. – Деактивация инверсора… Дальше, – потребовал он.
Я рассказал о Граале, затем вспомнил разговор рунархов под дверью. Перешёл к мантикоре.
– Ты его Симбой прозвал? Ах да, припоминаю… – Рыбаков говорил отрывисто, глухо. Не обращая на меня внимания, он вызвал голографический терминал, потом, спохватившись, развоплотил его.
