Где-то рядом слышались сдавленные всхлипывания.
– Господи… господи… господи… – бормотал невидимка. Затихал ненадолго, и вновь: – Господи… господи… господи…
Бормотание раздражало. Оно, да ещё волны тревоги – густой, удушающей – такой, что я не мог сосредоточиться.
– Заткнись, – рявкнул я. – Кто ты такой?
Ответа не последовало. Впрочем, я и сам догадался:
– Ну, здравствуй, Альберт. Рад тебя встретить.
– Зачем вы меня преследуете?! Что вам от меня нужно?
– Зачем? – Мутная жижа под крышкой черепа качнулась, грозя выплеснуться. Я сел и схватился за голову. Тысячи крохотных иголочек впились в тело. – Зачем?..
– Ненавижу! – вдруг заорал парень. – Всю вашу лионесскую сволочь! За что вы меня мучаете?
Паралич проходил с трудом. От боли хотелось выть.
– Ненавидь потише, пожалуйста, – попросил я. – Ох, головушка моя…
Я снова попытался встать. Движения мои напоминали барахтанье таракана, попавшего в сгущёнку. Стараясь лишний раз не вертеть головой, я ощупал себя. Так и есть. Пока лежал в оторопи, меня переодели. Конечно же, в «кодлянку»,[4] но и на том спасибо. В момент попадания из парализатора сфинктеры расслабляются и становится очень грязно.
– Вы мерзавцы! – выл Альберт.
– Помолчи, пожалуйста.
Вымыть меня никто не догадался, и от собственного запаха выворачивало наизнанку. С трудом поднявшись, я направился в санблок. По стеночке, по стеночке… Перед глазами плыли круги, в ушах звенело, но я не сдавался. Наконец нащупал дверь.
Неприятный белый свет резанул по глазам. Я стянул с себя кодлянку и, не глядя, бросил на крышку унитаза. Сам же влез под душ. Плотные гелевые струи ударили по голове, по плечам, вымывая из тела тошноту и грязь. Когда мысли прояснились, я догадался переложить кодлянку в бачок дезинфектора. Пусть отмывается.
Гель он везде гель. Даже в карцере, в железном пенале душа. Минимальный набор стимуляторов везде одинаков – и в рудничных пинассах Новой Америки, и в линкорах Земли. Приняв душ, я почти пришёл в себя.
Тревога, терзавшая меня с того момента, как я очнулся, отступила. Свежий и радостный, я вышел из санблока.
«Симба, – позвал я без особой надежды. – Симба, отзовись!»
Едва слышное ворчание ответило мне. Я вышел за пределы прямой телепатической связи с протеем. Плохо. Придётся переговариваться мыслеобразами, через срединническое прикосновение, – а это связь ненадёжная. Я послал протею картинку чистого космоса. Затем – летящий корабль и в нём – железную комнату без выхода. Просто и наглядно. Оставалось надеяться, что мантикора глупостей не наделает.
