Защита «внутренней жизни науки» от «заданной программы целей», от «политики момента или официального образа мысли», от «исторических предсказаний… которые принадлежат данной частной эпохе» вполне правомерна, коль скоро речь идет о капиталистическом обществе, о мелочной бюрократической опеке над научной работой, о лицемерном морализировании дельцов и администраторов. В ряде пунктов статьи проф. Винера просвечивает достаточно ясное осознание того факта, что целевые установки, исторические предсказания, представления о морали научного труда и социальной пользе науки, к которым современный капитализм пытается приспособить сознание ученого, представляют собой лишь переведенные на другой язык – язык буржуазной идеологии и конформистской нравственности – непосредственные, прежде всего экономические, интересы данного общества.
Казалось бы, именно это должно было привести исследователя к тому, чтобы он учел в своем анализе науки и общества иной, некапиталистический тип организации массового сознательного действия, иной, некапиталистический способ полагания целей обществом и индивидом. Однако Винер (и это обусловлено ошибочностью исходных посылок его анализа) пытается найти пути для частичного освобождения, для относительной искусственной изоляции науки от социальных установок вообще.
Здесь мы переходим к развиваемой проф. Винером утопии организации науки.
Проф. Винер утверждает, что социальная позиция, которую занимает ученый в обществе, должна содержать в себе нечто от «башни из слоновой кости». Непосредственно Винер имеет при этом в виду сознание, которым должен руководствоваться ученый (а также понимающий ученого администратор).
Однако реально ученый зависит не от администраторской воли, а от определенной системы фактических зависимостей, сложившихся в современной науке, в обществе от определенного, вполне объективного типа социального использования знания, который лишь персонифицируется администраторами и работодателями науки. Точно так же, с другой стороны, выражение «башня из слоновой кости» на деле описывает не просто определенную внутреннюю позицию, но прежде всего особое положение интеллектуального работника в системе общественного разделения труда. Оно предполагает фактическую обособленность науки, как сферы духовного производства, от системы общественного использования знания, предполагает, что ученый находится в положении человека свободной профессии, осуществляет исследования на свои средства (или на свободные средства мецената-благотворителя), что его исследование не зависит от общества материально. Эта форма существования науки, господствовавшая вплоть до середины XIX века, в сегодняшних условиях является социальным анахронизмом.
