Пока мы ждали лифт в холле, Прис спросила:
— Ты не слишком-то храбр, не так ли? Я не ответил.
— Ты среагировал хуже, чем я. Хуже, чем любой из нас. Я удивлена. В тебе, должно быть, глубоко заложена склонность к малодушию, о которой никто из нас не знал. Держу пари, наступает момент, когда под влиянием стресса оно проявляется. Когда-нибудь у тебя обнаружатся тяжелые психологические проблемы.
Дверь лифта открылась, мы вошли вовнутрь. Дверь закрылась.
— А что, реагировать таким образом — очень плохо? — спросил я.
— В Канзас-Сити я научилась, как не следует реагировать, если это невыгодно мне. Именно это и выручило меня оттуда и спасло от болезни. Вот что они для меня сделали. Такая реакция, как у тебя — всегда плохой признак, так как указывает на дефект приспособляемости. Там, в Канзас-Сити они называют это паратаксисом. Тип эмоциональности, вступающей в межличностные отношения и усложняющей их. Не имеет значения, что это будет: ненависть, зависть или, как в твоем случае, — страх. Все равно это — паратаксис. А когда эти чувства приобретут достаточную силу — считай, что у тебя душевная болезнь. А когда они возьмут над тобой власть — у тебя «шиза», так случилось со мной. Хуже ничего быть не может.
Я приложил к губе носовой платок, промокая рану, но этим лишь разбередил ее. Я не мог объяснить Прис свою реакцию, да и не пытался.
— Можно, я поцелую бобо? — спросила Прис. — И до свадьбы заживет?
Я очень пристально посмотрел на нее, но ничего, кроме выражения нерешительности и участия, не увидел.
— Черт, — взволнованно ругнулся я, — она заживет… — Я был смущен и избегал смотреть на Прис, так как снова почувствовал себя маленьким мальчиком… — Взрослые так не разговаривают друг с другом, — пробормотал я. — Всякие там поцелуи и «бобо» — что это еще за глупый лепет?!
— Я только хочу помочь тебе… — Ее губы задрожали. — О, Льюис, — все кончено!
— Что еще кончено?!
— ОН жив. Я никогда больше не смогу к НЕМУ прикоснуться. Что же мне делать сейчас? У меня нет больше цели в жизни.
— Господи Иисусе! — вздохнул я.
— Моя жизнь пуста — я как будто бы мертва. Все, что я делала и о чем думала — был Линкольн. — Дверь лифта открылась, и Прис направилась в фойе. Я шел следом. — Тебе все равно, к какому доктору идти? Думаю, нам с тобой достаточно проехать чуть дальше по нашей же улице, — сказала Прис.
Мы сели в белый «ягуар», и она снова начала:
— Скажи мне, что делать, Льюис?! Я должна немедленно что-то предпринять!
