По воспоминаниям, Перегудов рассказывал о своей робости с явным сожалением, печалясь. Немудрено, что энцы, понимая, что, прими он в Кириллове постриг, им бы так и коротать век в язычестве, а после смерти гореть в аду, даже не стали скрывать, что оскорблены, считают его слова за измену. Оправдываясь, Перегудов добавил, что монахом с проповедью Христа все равно бы сюда пришел. И снова повторил, что пришел раньше, может быть, на целый год, а то и на два, потому что путь человека, посвятившего себя Господу, прямее. Но они его объяснения приняли холодно, как простую отговорку, и по обоюдному согласию тема Перегудовского пострига больше не поднималась. Тем более что обстоятельства сложились так, что с этой дороги он свернул вполне добровольно.
В конце мая пятьдесят седьмого года в ресторацию к его хозяину, купцу второй гильдии Феофанову, зашел мелкий полицейский чин из управы и стал наводить справки, куда делся прежний швейцар и кто да что новый, которого Феофанов взял на место зимой. Лишние неприятности с полицией никому не нужны, и Феофанов, выставив на стол водку и закуску, стал объяснять, что драгун - герой недавней войны с горцами, за спасение командира получил крест Святого Георгия, потом был ранен, долго лежал в лазарете, а когда вышел в отставку, он, Феофанов, позвал его к себе в ресторацию. Мужик с настоящей военной выправкой, видный, статный, вдобавок честный - в общем, и клиенты довольны, и ему, Феофанову, ни разу не пришлось пожалеть, что он нанял Перегудова.
Едва жандарм, аккуратно все записав, ушел, Феофанов немедля послал за швейцаром. Пересказал разговор, и явно сочувствуя, присовокупил, что коли солдат знает за собой провинности, пусть не тянет, пока дело не уляжется, от греха подальше уезжает. Выслушав хозяина, Перегудов рассудил, что, наверное, и вправду всплыли его старые пермские подвиги, но принял новость спокойно. Решил, что если его арестуют, сочтет это за справедливое воздаяние.
Но бояться Перегудову было нечего: уральское прошлое никто ворошить не собирался. Неожиданно аукнулась совсем другая история - бой на Сунже. Через пять дней с курьером ему был доставлен пакет от барона Стасселя. Полковой командир писал, что сам тоже был ранен, потом долечивался у себя в деревне, и хотя много раз пытался разыскать своего спасителя, отовсюду приходил ответ, что где такой - они не знают. Сейчас же, продолжал барон, он пишет не только для того, чтобы сказать, что хорошо помнит, кому он обязан жизнью, но и по делу.
