Тут я во второй раз пунцово покраснела, и Дитер это заметил.
— Элла, что с тобой?.. — спросил он, заподозрив неладное.
Я тут же разревелась, демонстративно прижимая руки к животу: мол, беременных полагается щадить…
Дитер нервно забегал по кухне.
— Неужели ты?.. — спросил он, обняв меня за плечи.
Я неуверенно покачала головой.
Он взял мое лицо в ладони и посмотрел мне прямо в заплаканные глаза.
— Левин твоего сочувствия не заслуживает, — сказал он, — он о тебе не слишком-то беспокоится.
Сущая правда. Но я продолжала гнуть свое:
— Нехорошо за зло отплачивать злом. Я поговорю с ним, но тогда, когда сама посчитаю нужным.
— Если зуб надо рвать, тянуть незачем! — возражал Дитер.
— Не всегда! — решительно заявила я. — Если у пациента инфекция и высокая температура, приходится ждать.
На следующий день я навестила больную именинницу. Лена, все еще с сыпью на мордашке, вместо того чтобы лежать в постели, отчаянно сражалась с братом из-за новых качелей, подвешенных в дверном проеме. Павел был рад моему приходу, Лена — большой упаковке «Лего». Поскольку дети сразу же перешли со мной на «ты», мы с Павлом последовали их примеру.
Торт удался мне на славу, я хотела остаться только на четверть часика — посмотреть, как его распробуют. Потом Павел убирал со стола, а я читала детям книжку. Время летело стремглав. Когда, закончив читать, я подняла глаза и встретилась с открытым, таким близким взглядом Павла, мне захотелось оказаться в его объятиях и потереться щекой о его густую, с проседью бороду. «Мы проморгали друг друга, — подумала я, — но еще не поздно стать друзьями…»
Дети включили телевизор. Мы же с Павлом тихо беседовали. После рождения Лены, рассказывал он, жена заболела, стала слышать голоса и сама себе наносить увечья. Пришлось ее изолировать, отлучить от детей, он думал, у него у самого сердце не выдержит. Бывает, что она возвращается домой на побывку, но нужно давать ей очень много лекарств.
— Как жестоко это ни звучит, — сказал он, — но я почти рад, когда ее снова забирают в больницу. Слишком большое напряжение для меня, да и за детей боюсь.
Он взял меня за руку. Недолго думая я пригласила его к нам на новогодний вечер.
— Лучше не надо, — сказал Павел. — Когда кругом все взрывают петарды, я не рискую оставлять детей одних. Не говоря уж о том, что они еще не вполне здоровы.
Я не настаивала. Но, видимо, не смогла скрыть и своего огорчения. Ну, если дети к полуночи крепко уснут, уступил он, пожалуй, он заглянет. Если, конечно, не стрясется чего-то совсем невероятного. Только вот удобно ли будет, если он, так сказать, к шапочному разбору заявится?
