В день переезда Павел препоручил детей заботам Дорит, а я взяла отгул и руководила грузчиками — что брать и в какую комнату ставить. Павел все это время доблестно стоял у меня на пути и мешался под ногами. Детям досталось по комнате в мансарде, Павел поселился в бывшем «кабинетике» Левина.
Только поздним вечером я поняла, что просто падаю от усталости. Я уснула прямо на диване и спала как убитая. А на следующий день мне надо было спозаранку идти на работу, так что об уютном завтраке, да еще без детей, заночевавших у Дорит, нечего было и думать.
— У меня есть на примете очень красивое имя, — интригует меня Розмари Хирте.
А ведь я строго-настрого запретила ей любые разговоры, касающиеся моего живота. Видно, догадывается, что своими россказнями я только силюсь заглушить в себе собственные страхи.
— Но ведь последнее УЗИ показало, что все в порядке, — успокаивает она меня.
Она все равно будет нарушать мой запрет — не мытьем, так катаньем. Она, конечно, уже знает, — спасибо горластому доктору Кайзеру, — что из-за аномалии в плаценте плод у меня испытывает недостаток кровоснабжения, для своих недель он слишком мал. Придется стимулировать преждевременные роды, дабы наладить нормальное кормление ребенка уже вне моего тела.
— Так какое там имя ты придумала?
Розмари улыбается.
— Как тебе нравится Витольд?
— Да у меня наверняка будет девочка! И вообще, пусть сначала…
— Хорошо-хорошо. Тогда продолжай свою семейную сагу.
Павел навестил Альму в клинике; она настаивала на своем праве снова провести выходные в семье, с детьми.
— Но я не могу подвергнуть тебя еще и этому, — вздохнул Павел.
Хотя я действительно отнюдь не жаждала принимать у себя дома еще и полоумную Альму, но в порыве великодушия, как водится, сказала:
— Да почему нет, если ей так хочется…
Тем временем стало совсем тепло, в саду все цвело. Дети предпочитали играть на улице. Может, и Павел будет подольше гулять с Альмой в саду, а я побуду одна, отдохну немного, полежу — так я думала. Мне ведь нужен отдых. Но вышло все совсем иначе.
Я сидела с детьми в зимнем саду и читала им «Гадкого утенка». Павел уехал за Альмой. Но уже минут через пять Лена воскликнула:
— Машина! Папа приехал!
Подойдя к окну, мы увидели во дворе «порше»: Левин и некий незнакомец выгружали из авто свои чемоданы. Оба — загорелые, оба в пижонских белых костюмах, словно два хлыща из рекламных проспектов фешенебельного курорта. Оба — в раскосых темных очках и залихватских шляпах. Левину шляпа совсем уж не шла. По его лицу блуждала какая-то скользкая, сутенерская ухмылочка, какой я прежде никогда за ним не замечала. Я со вздохом увела детей от окна, чтобы мой супруг не возомнил, будто его здесь ждут не дождутся.
