- Поскорей бы!
Тяжело и глядеть на этот взгляд, а каково им смотреть?
Среди кандальных содержатся беглые, рецидивисты и состоящие под следствием.
- Ты за что?
- По подозрению в убийстве.
- Ты?
- За кражу.
- Ты?
- По подозрению в убийстве.
"По подозрению"... "по подозрению"... "по подозрению".
- Ты за что?
- За убийство двоих человек! - слышится прямой, резкий ответ, сказанный твердым, решительным голосом.
- Поселенец он! - объясняет смотритель. - Отбыл каторгу и теперь опять убил.
- Кого ж ты?
- Сожительницу и надзирателя.
- Из-за чего ж вышло?
- Баловаться начала. С надзирателем баловалась. "Пойду да пойду к надзирателю жить, что мне с тобой, с поселенцем-то каторжным?" - "Врешь, говорю, - не пойдешь". Просил ее, молил, Господом Богом заклинал. И не пошла бы, может, да надзиратель за ней пришел - и взял. "Я, - говорит, ее в пост поведу. Ты с ней скверно живешь. Бьешь". - "Врешь, - говорю, эфиопская твоя душа! Пальцем ее не трогаю. И тебе ее не отдам. Не имеешь никакого права ее от меня отбирать!" - "У тебя, - говорит, - не спрашивался! Одевайся, пойдем, - чего на него смотреть". Упреждал я: не делай, мол, этого, плохо выйдет. "А ты, - говорит, - еще погрози, в карцеи, видно, давно не сиживал. Скажу слово - и посидишь!" Взял ее и повел...
Передергивает поселенца при одном воспоминании.
- Повел ее, а у меня голова кругом. "Стой", думаю. Взял ружье, ружьишко у меня было. Они-то дорогой шли, - а я тайгой, тропинкой, вперед их забежал, притаился, подождал. Вижу, идут, смеются. Она-то зубы с ним скалит... И прикончил. Сначала его, а потом уж ее, - чтоб видела!
"Прикончив", поселенец жестоко надругался над трупами. Буквально искромсал их ножом. Много накопившейся злобы, тяжкой обиды сказалось в этом зверском, циничном издевательстве над трупами.
- Себя тогда не помнил, что делал. Рад только был, что ему не досталась... Да и тяжко было.
Поселенец - молодой еще человек, с добродушным лицом. Но в глазах, когда он рассказывает, светится много воли и решимости.
- Любил ты ее, что ли?
- Известно, любил. Не убивал бы, если б не любил...
- Ваше высокоблагородие, - пристает к смотрителю, пока я разговариваю в сторонке, пожилой мужичонка, - велите меня из кандальной выпустить! Что ж я сделал? На три дня всего отлучился. Горе взяло, - выпил, только и всего. Достал водки бутылку, да и прогулял. За что же меня держать?
- Врешь, паря, убежишь!
- Господи, да зачем мне бежать? Что мне, в тюрьме, что ли, нехорошо? - распинается "беглец". - Сами изволите знать, было бы плохо, взял "борцу", да и конец. Сами знаете, лучше ничего и не может быть. Борец - от каторги средство первое.
