Думал: “Разбужу Фимку запахом горячего хлебца! Навек запомнит и в Америке своей рассказывать будет”.
Ларек открылся в ту же минуту, как Василий Иванович подошел. Толстая продавщица заулыбалась:
- От, слава Богови, первый мушчына! Торговля будет! Шо вам, дорогенький?
- Мне белый кирпичик и черный круглый - с корочкой, позажаристей и так, чтоб внутри мякенький, - протянул наволочку и деньги.
Продавщица одобрительно закивала головой:
- Ну правыльный же ж мушчына! З такою торбочкою прыйшов! Молодэць! А то у политилен запхнуть хлиб, а вин там задохнэ через минуту!
Василий Иванович отошел на несколько шагов и услышал, как его окликнули из ларька:
- Мушчына! Визьмить паляничку! Токо шо пиднеслы! Такый гребешок, шо Боже ж мий! Вертайтеся!
Василий Иванович купил и паляницу.
В гостинице девушка, ведавшая ключами, сказала, что турист из Америки уехал рано-рано. По холодку. Заказал с ночи такси до Киева и - тю-тю!
Василий Иванович оставил девушке паляницу:
- Ешьте, ешьте, вгощайтэся, с чаем чи с квасом.
Сел в переполненный троллейбус - хорошо, уступили место прямо за кабиной. Отщипывая по кусочку то от черного, то от белого хлеба, катал во рту корочки, как леденцы.
Сменщик
Наступили длинные летние вечера. В это время Юлий Михайлович грустил.
С одной стороны, света больше, тепло и красиво, с другой, совсем рано спать не пойдешь: перед собой неудобно с курами ложиться.
На лавочке посидишь с соседями, телевизор посмотришь - пиф-паф да любовь, больше ничего - ну, часов восемь. До десяти бы протянуть, чтоб хоть смеркаться начало.
А там и на боковую.
Книг Юлий Михайлович теперь читал мало - глаза болели от мелкого шрифта, разве что детективчики, когда все равно с какой страницы. Что такое читать с удовольствием, он давно позабыл. Другое дело - детские книжки младшему внуку Жене, когда того приводили на ночь.
Детские книги Юлий Михайлович любил - и шрифт крупный, и картинки яркие, реалистические, с чувством, с цветом, с подписями.
В один из вечеров сын привел внука, а книжку для него прихватить забыл.
Осмотрев полки, Юлий Михайлович выбрал сборник Леонида Пантелеева, который читал когда-то сыну. Перелистал. Шрифт, конечно, не тот, что теперь, картинки черно-белые, но делать нечего. Ребенок должен засыпать под книжку.
Выбрал короткое - “Честное слово” - пусть и не все поймет пятилетний, но вещь, как ни суди, толковая.
Пацан слушал внимательно, переспрашивал:
- А как же мальчик говорит, что не знает, с кем играет? Он что, с чужой бригадой связался?
