Я чувствовала такое вдохновение, такую дрожь и волнение, что иногда мне хотелось закричать.
Я сказала ему однажды, что его дискурсы такие волнующие, что мне хочется закричать.
"Закричать?" - сказал он, выглядя озадаченным - "Когда я говорю?" Работать рядом с Ошо было величайшим благословением, шил ли человек одежду для него, направлял ли чистый воздух в систему кондиционеров, занимался ли водопроводом всю ночь, чтобы утром он мог принять ледяной душ, или делал тысячи мелких дел, которые любят делать санньясины.
Благословение приходило из осознанности человека и его любви.
Это трудно понять людям, которые живут и работают за деньги, чья работа не реализует их.
Их день поделен на две части: время, принадлежащее боссу или компании и "свободное" время.
В ашраме целый день было свободное время и то, как я проводила это время, зависело от того, что питало меня больше всего.
Я чувствовала себя полной сил и живой, когда я делала что-то для Ошо, потому что его осознанность воспламеняла мое осознание.
Все, что делается с осознанностью, с сознанием приносит больше удовольствия.
Меня всегда очень трогало, как люди работают вокруг Ошо, несмотря даже на то, что я понимала, почему они работают с такой радостью.
Если кто-то работает всю ночь, делая что-то для Ошо, само качество, в котором они работают, создает замечательное чувство.
Награда просто состоит в этом - вы чувствуете себя замечательно.
И если вы находитесь около кого-то, кто помогает вам чувствовать себя хорошо, что вы можете сделать, кроме как сказать спасибо любым, даже самым маленьким делом, которое вы делаете.
Любить Ошо так легко, потому что его любовь безусловна, он ничего не требует.
И я узнала на опыте, что я не могу сделать ничего "неправильного" в его глазах.
Я могу действовать бессознательно и делать ошибки, но потом я всегда страдаю оттого, что я была бессознательной; он знает это и его сострадание видимо даже больше.
Он только просит нас медитировать, и учиться на наших ошибках.
Я видела, что Ошо находится в постоянном состоянии блаженства.
Я никогда не видела, чтобы случилось что-то, что повлияло бы на его состояние или изменило бы его спокойное, расслабленное присутствие в центре.
У него нет желаний или амбиций, и ему не нужно ничего ни от кого.
Поэтому никогда не вставал вопрос эксплуатации.
Он никогда не говорил мне что делать и как.
Самое большее, он что-то предлагал, если я его спрашивала о какой-то проблеме.
И тогда это зависело от меня, принимаю я его предложение или нет.
