Ярко пылает костер, вздымаются пламена.
Смотрите, уходит она, уходит она.
В такт песне женщины покачивались; факелы в их руках выписывали сверкающие узоры. От всего этого у Эпоны кружилась голова, ей стоило большого труда поочередно ставить одну ногу перед другой, как ходят настоящие горцы, чтобы идти прямо.
Женщины, стоявшие в дверях своих хижин, громко подхватывали:
Будет юная дева в жертву принесена.
Смотрите, уходит она, уходит она.
Когда она проходила мимо какой-нибудь хижины, женщины спешили опустить глаза, ибо встречаться взглядами с той, что должна пройти между мирами, считалось опасным.
Навстречу небольшой процессии повеял вечерний ветерок: он принес с собой дым из жилища Кернунноса, а когда они прошли Дом Мертвых, послышался голос главного жреца, который вторил песне словами тайных заклинаний. Хриплый, но сильный, он разносился на большое расстояние.
В долине, казалось, стало еще темнее, словно последний угасающий свет был поглощен дымом и пением. Ветер, усилившись, обдал идущих холодом, донесенным с еще загроможденных снегом горных перевалов; подхваченные им кристаллики льда как будто вымораживали запах сосен на краю священной рощи.
Прекратив пение, обитатели селения вернулись в свои прочно сделанные уютные хижины, к ярко и жарко пылающим очагам. Только Эпона и гутуитеры оставались под открытым небом, откуда на них смотрели первые звезды.
Тропа стала узкой и неровной, в босые ноги Эпоны впивались острые камешки. За деревьями показался волшебный дом Кернунноса, который она никогда не видела, ибо детям запрещали приближаться к нему. Как и Дом Мертвых, он был построен из дуба, а не из березы, как все хижины. Для этих построек использовалось священное дерево, ибо они должны были стоять вечно: древний закон запрещал строить их заново.
Между домом Кернунноса и хижинами жителей поселка была еще одна существенная разница. Хижины были прямоугольными, тогда как дом Кернунноса был похож своими очертаниями на священный круг. Деревья подступали вплотную к дому жреца, и Эпона знала, что на их ветвях, точно черные духи судьбы, нахохлившись, сидят вороны Кернунноса, которые уже наверняка предупредили его о ее приближении; об этих воронах жители поселка всегда говорили тихим шепотом.
Из отверстия в крыше волшебного дома исходил едкий дым; едва вдохнув его, Эпона закашлялась.
Прежде чем втолкнуть ее в дверь, гутуитеры сняли с нее одеяло. Стоя внутри, она ничего не видела, ничего не чувствовала, кроме дыма, разъедавшего ей глаза и ноздри, и ничего не слышала, кроме пения, которое, казалось, пронизывало насквозь все ее существо, и еще бил барабан, жреческий барабан, который, судя по его звукам, все приближался и приближался. А вместе с ним приближалось и нечто ужасное…
