– Что вы имеете в виду? – выговорил он.
Я сделал невинное лицо, объяснил:
– Я имею в виду: у вас акт медосмотра, сделанный для официального сообщения в прессе? Или есть и другой акт, свидетельствующий о…
– У нас нет липовых документов! – перебил он. – Сообщение для прессы о болезни Сергея Кузьмича было сделано по решению Политбюро. А что касается акта освидетельствования трупа судебными медиками – вы можете зайти к нам в любое время и посмотреть его.
Ага! Вот он уже и признал, что газетное сообщение о смерти Мигуна в результате тяжелой болезни – блеф.
– Мне незачем к вам ходить, – сказал я. – Пошлите все документы к нам в Прокуратуру. И, пожалуйста, сделайте это сегодня. Я буду их ждать.
– Товарищи, траурный митинг окончен, – прозвучал голос ответственного распорядителя похоронной комиссии. – Всех, кто едет на кладбище, прошу пройти в машины. Через минуту вынос тела…
Вдова – круглолицая сухонькая старушка – всхлипнула и зажала ладошкой рот. Сын, дочь и Черненко оглаживали ее по согнутым плечам. Я увидел, как и Андропов двинулся к ней, чтобы сказать, наверно, что-то формально-утешительное, но она вдруг посмотрела на него такими полными страха и ненависти глазами, что он остановился, неловко замялся на месте. Это длилось миг – ее направленный на Андропова взгляд, – но именно в этот миг в ее открытых губах замер очередной всхлип. Мне показалось, что если бы Андропов сделал к ней еще три шага, она могла бы плюнуть ему в лицо. И не только я и Андропов разглядели это – какая-то жгуче-стальная пауза напрягла в эту секунду весь зал, как бывает в театральных спектаклях в момент кульминации.
Андропов повернулся и пошел прочь, и сразу какое-то внутреннее облегчение появилось в зале. Спектакль покатился к своей формальной развязке – после ухода Андропова двинулись к выходу маршалы, генералы и другие государственные особы. Четверо дюжих солдат подняли гроб, а почетный караул – Павлов, Савинкин, Дымшиц и Халилов шли возле гроба, держа ладони под его днищем, будто и они несли генерала Мигуна в последний путь… Следом дети вели понурую, скорбно всхлипывающую жену Мигуна, а Черненко с двумя телохранителями исчез в боковом ходе на сцену. Я понял, что ни он, ни Андропов на кладбище не поедут.
Я молча направился к выходу. На улице перехватил устремленный на меня взгляд Пирожкова. Он садился в машину, черную «Чайку» – наверняка ехал на кладбище. Что ж, это его обязанность. Я отвернулся и пошел пешком вниз по Кузнецкому мосту. За моей спиной трогалась траурная мотоколонна. Шел все тот же вяло-настойчивый снег. Очень хотелось напиться. Я вспомнил, что не ел с утра, с момента нашего вылета из Адлера… И все-таки, почему жена Мигуна так взглянула на Андропова?
