Остальные – просто прилипалы, толпа убогих ручных хищников, вроде кабана Лорда, разжиревших от лени и сладкой жратвы. Эти не стоят внимания. Лорд представил их поочередно, но Морлу имена не запомнились. Все они излучали нетерпение. Все чего-то хотели от него. И всем было плевать на него. Им нужен не он сам, догадался Морл. И не его странные умения. Возможно, они хотят убить его, а тело отдать какому-то богу.
Придя к этой мысли, он внезапно успокоился. Вспомнил слова Стига: «Твоя жизнь принадлежит не тебе». Вспомнил, как рассказывала приемная мать о мужчине, который принес его в деревню язычников. Этого человека убил бог-камень, когда он не поклонился идолу. Сам Морл презирал бога-камня и никогда не кланялся ему. Отворачиваясь от идола, ждал удара стрелы в спину, но каменное божество не трогало его. Значит, все предрешено. Что бы ни было, ничего не избежать. Так к чему же лишать себя покоя?
Ведь боги, даже самые злобные, наверняка тоже любят покой – прохладную тень, набегающую на жар солнца.
Морл почувствовал очень знакомый запах. Знакомый, и в то же время другой. Запах проникал в мозг и обволакивал его, щекотал, рождая странные желания, закрывал там одни дверки и открывал совсем другие. В деревне каменного бога похожим запахом время от времени услаждали идола. Морла, непочтительного Ублюдка, на которого даже Камень брезговал изливать гнев, во время этих празднеств гнали прочь. Но запах сжигаемых листьев южного дерева настигал его и в лесу. А звериные вопли язычников, услаждающих слух и зрение божества, прыгающих вокруг идола, стонущих, рычащих, воющих, внушали Морлу страх.
«Опекуны» вдыхали дым молча. Слышались только шаги на каменном полу, шорох одежд, шумное, будто похотливое дыхание. Кто-то взял Морла за руку, заставил сделать несколько шагов и там оставил, не сказав ни слова. Двери подвального зала распахнулись и снова закрылись, впустив еще кого-то. Морл явственно ощутил присутствие женщины, тяжелого, приторно пахнущего, обнаженного женского тела. Женщина была одурманена и издавала хриплые бессвязные звуки. Морл почувствовал, как пульсирует что-то в ее большом животе. Мысли в голове у него заплетались, словно еле ворочающийся во рту распухший язык, и он не сразу понял, что означает эта пульсация. А когда наконец догадался, внутри шевельнулся страх.
Беременную подвели к сооружению в углу, пахнущему смертью. Сразу зазвучали слова. Стиг говорил на незнакомом языке, и фразы были похожи на изрыгаемые проклятья, молитвенное сквернословие, на ругань, которой сладострастно осыпает в постели шлюху клиент
