Старик начал резко, с места в карьер, словно только что рассердился:
– Я думал, вы уже беседовали.
– Да, отец, – отвечал Джон, глядя на ковер. – Мы поговорили.
– Надеюсь, ты дал понять, – сказал отец немного мягче, – что просто ни к чему так мудрить, пока мы правим фирмой. Мое дело провалится через месяц, если я пойду на это идиотское «участие рабочих в прибылях». Ну разумно ли это? Разве Джон тебе не объяснил, как это неразумно?
Ко всеобщему удивлению, длинное, бледное лицо дернулось в усмешке, и Норман сказал:
– Да, Джек мне объяснил, и я объяснил ему кое-что. Я объяснил, например, что у меня тоже есть дело.
– А отца у тебя нет? – поинтересовался Джекоб.
– Я выполняю дело Отца, – резко сказал священник.
Все помолчали.
– Вот что, – хмуро выговорил Джон, изучая узор ковра, – так у нас ничего не выйдет. Я ему говорил все, что вы сами сказали бы. Но он не соглашается.
Старый Нэдуэй дернул шеей, словно проглотил кусок, потом сказал:
– Вы что ж, оба против меня? И против нашей фирмы?
– Я за фирму, в том-то и суть, – сказал Джон. – Все же мне за нее отвечать… когда-нибудь, конечно. Только я не собираюсь отвечать за старые методы.
– Тебе как будто нравились деньги, которые я нажил этими методами, грубо и зло сказал отец. – А теперь, видите ли, они мне подсовывают какой-то слюнявый социализм!
– Отец! – сказал Джон, удивленно и мирно глядя на него. – Разве я похож на социалиста?
Миллисент окинула его взглядом от сверкающих ботинок до сверкающих волос и чуть не засмеялась.
И тут прозвенел дрожащий, почти страстный голос Нормана:
– Мы должны очистить имя Нэдуэев!
– Вы смеете мне говорить, что мое имя в грязи? – крикнул отец.
– По нынешним стандартам – да, – ответил Джон, помолчав.
Старый делец молча сел и повернулся к секретарше.
– Сегодня работать не будем, – сказал он. – Вы лучше погуляйте.
Она не очень охотно встала и пошла в сад. Из-за деревьев взошла огромная, яркая луна, бледное небо стало темным, и черные тени упали на серо-зеленую траву. Миллисент всегда удивляло, что и в саду, и в нелепом доме, населенном столь прозаичными людьми, есть что-то романтическое. Стеклянная дверь осталась приоткрытой, и в сад донесся голос старого Нэдуэя:
– Тяжело карает меня Господь, – говорил он. – У меня три сына, и все они против меня.
– Мы совсем не против вас, отец, – мягко и быстро начал Джон. – Мы просто хотим реорганизовать дело. Теперь ведь новые условия, и общественное мнение изменилось.
Ни Нормана, ни меня нельзя обвинить в неблагодарности или непочтительности.
