– Воля ваша, только молчите.
– Это человек!
– Не так громко, – взмолилась княгиня.
– Уж я-то плеткой постараюсь выбить из него его обезьянью сущность! – торжественно заверил Лажечников.
– Да образумьтесь вы, наконец, – возразила Дашкова в крайнем испуге, – это ведь как-никак Дидро!
– Дидро?! – Лажечников на мгновение замер от неожиданности, но его изумление быстро уступило место неописуемому триумфу, он весь сделался пунцовым от радости.
– Сам Дидро, – проговорил он с тонкой улыбочкой, – я очень рад, что вы мне об этом сказали, принцесса, и я даю вам честное слово, что обойдусь с ним так, как он того заслуживает.
Говорящая обезьяна по распоряжению княгини Дашковой была вместе с клеткой помещена в закрытые носилки и перенесена к Лажечникову, а Дидро даже не догадывался, что, собственно говоря, произошло с ним. Княгиня уклонилась от общения с обезьяной, а у профессора хватило ума скрыть от Дидро опасность, в которой тот оказался. Лажечников уселся в свою карету и поехал вперед. Жилище его располагалось в зоологическом музее, где он был исключительным повелителем и властелином, этаким совершенным пашой. У него было полдюжины кабинетных слуг, и они были приучены подчиняться каждому его взгляду, каждому жесту.
С того момента, как лакеи доставили клетку в музей и ворота за спиной их снова закрылись, Дидро оказался полностью отданным на милость и гнев своего соперника.
Лажечников поджидал жертву в музее. Комната, в которой установили накрытую ковром клетку, была по его приказу заранее ослепительно освещена. Он отослал слуг и собственноручно сорвал с клетки ковер. Дидро от испуга вскрикнул.
– Эй, обезьяна! – обратился к нему Лажечников, тыкая тростью сквозь прутья решетки. – Слушай внимательно все, что я скажу тебе. Императрица передала мне тебя для дрессировки, и, поскольку я должен как можно скорее обучить тебя сложнейшим кунштюкам, то без кнута, как ты понимаешь, не обойтись. Так что наберись мужества. Завтра утром первое занятие.
Обезьяна начала буйствовать, вопить и трясти решетку.
– Угомонись! – приказал Лажечников. – Не раздражай меня попусту, здесь я неограниченный властелин, и никто не спасет тебя от моего гнева.
Обезьяна забилась в угол и дрожала от страха и бешенства.
После этого Лажечников покинул помещение музея. Согласно его предписанию свечи были погашены, обезьяне же до следующего утра пришлось соблюдать голодную диету. Выспаться ей тоже не удалось, ибо положение ее в тесной клетке было довольно неудобным. Волнение ее скорее возросло, нежели улеглось, а если ей и удавалось ненадолго сомкнуть глаза, то ее мучили кошмарные сны.
