– Ну что, Марина? – охранник вопросительно посмотрел на дежурную сестру.
– Эдик, – состроив презрительную гримасу, ответила Марина, – ты же знаешь, что приемные часы давно закончились. Да меня главный, если узнает, в два счета с работы выкинет. И запри за ней дверь, – добавила она.
– Выходим, выходим, – грудью стал теснить Милославскую к выходу охранник.
Джемма тихонько зарычала и продемонстрировала огромные белые клыки.
Эдик остановился. Видно было, что, в принципе, ему не светит связываться с этой припозднившейся посетительницей, а тем более с ее собакой, но у него за спиной сидела Маринка, с которой сегодня ночью он бы мог неплохо скоротать время, поэтому отступить просто так он не мог.
– Забери собаку, – прошептал он Яне, положив руку на рукоятку дубинки, – не положено.
– Эдик, – Яна постаралась договориться с охранником, – давай с тобой договоримся, что я останусь здесь, а ты сам поднимешься в палату к Санталовой и все там хорошенько проверишь, ладно?
– Не положено, – Эдик уже вынул дубинку из-за пояса и легонечко похлопывал ей по ладони левой руки.
Нужно что-то делать, – поняла Яна, глядя в его пустые глаза. Она сделала шаг вправо-вперед и резко, двумя руками толкнула охранника в грудь, а сама, не обращая внимания на визгливые окрики медсестры, бросилась в глубь коридора. Не ожидая такого напора, Эдик отлетел назад, ударившись головой о стену. Удар оказался не слишком сильным, поэтому, помотав головой, Эдик быстро пришел в себя. Джемма, словно ниточка за иголкой, кинулась вслед за хозяйкой, по пути слегка зацепив корпусом медсестру и сбив ее с ног.
– Джемма, – скомандовала Милославская, на минуту остановившись, – никого за мной не пускай.
Сама же, добежав до лестницы, метнулась на четвертый этаж, где находилась реанимация. Преодолев несколько десятков метров полутемного коридора, открыла дверь, на которой не было никакой таблички. В тусклом свете ночника Яна увидела обстановку палаты-люкс. Кроме обычного больничного оборудования в помещении стояли мягкий диван, два кресла, холодильник и небольшой импортный телевизор. На высокой кровати, прикрытая одеялом, лежала женщина, бледное лицо которой тускло поблескивало в свете, проникавшем через полуопущенные шторы. На спинке кровати была прикреплена табличка с именем Оксаны Санталовой. Ниже кривая, вычерченная синим фломастером, показывала движение температуры. По обе стороны кровати, на высоких стойках были закреплены два флакона с прозрачной жидкостью, трубки из которых были присоединены к венам, ноздрям и рту больной. На темном экране какого-то прибора в такт биению сердца вздрагивала зеленая кривая линия.
